Взгляд Тагулая невольно перехватил ритмично постукивающий молоточек, под ним чуть подпрыгивал кусок ярко пылающего железа. Каждый удар выбивает крохотные, едва заметные искорки. Следом с огромной силой на постепенно тускнеющий металл обрушивается огромный молот. И тут же сноп искрящегося огня фонтаном разлетается в стороны. Железная заготовка, точно из глины, прогибается от страшного удара.

Глаза Тагулая скользнули вверх по древку молота, задержались на вздутых жилах на руках – что скорее кажутся ветвями мощного дуба. Да и сам детина будто из крепкого дерева выточен – живот, плечи и грудь бугрятся мышцами. Ручейками стекающий пот еще больше подчеркивает рельеф несокрушимого тела. Такой даже голый и без оружия грозен.

А что наши, с горечью подумал советник, кость мелка, ростом малы, неуклюжи… Лучших воинов Великого хана вместе с наследником как кур перебили!

Советник со злостью сплюнул в дорожную пыль, горечь обиды и желание мстить сиюминутно и кроваво едва не душило.

Вдруг Тагулай отшатнулся, будто нестерпимый жар ударил в лицо, седло едва удержало его. Перед глазами возвышается причудливое строение – на толстых – руками не обхватишь – дубовых бревнах поднимается огромная изба. Прямо из стены торчат исполинские крылья, тоже деревянные, но внутри обшиты прочной материей. Гонимые ветром, они описывали круг. У подножья чудо-избы стоит обнаженный по пояс широкоплечий детина, бритая голова блестит от пота, рядом возвышается куча мешков. Он, будто пуховые подушки, подкидывает их. На втором поверхе мешки проворно перехватывает еще один рус, телом ничуть не уступает первому. Подхватив груз, он исчезает на мгновение в оконце. Затем вновь высовывается до пояса, переплетенные тугими жилами руки с готовностью ждут следующую партию. За стенами странного строения русов что-то бухает, трется, клокочет и рычит.

Советник догадался – мерзкие урусы обуздали ветер и теперь с его помощью превращают зерна в муку. Волна жара прокатилась по всему телу советника, лицо раскраснелось, узкие глаза превратились в щелки, зубы заскрежетали.

Тагулай вновь со злостью сплюнул, отвернулся и уставился в дорожную пыль. Глаз поднимать больше не хотелось.

Ближе к вечеру дорога пошла вверх, и один из передовых гуннов воскликнул, указав рукой куда-то вверх и в сторону.

– Кияр!… Гора Эльбе-Урус!

– Элбе-Урус!

– Какая она огромная…

– Говорят, там боги Урусов живут.

Тагулай почти уже уступил сну, вырвался из липкого плена, все еще замутненный взор обратился в сторону, куда указал гунн. И тут же советник не удержался и ахнул. Впереди вырастает огромный город, он буквально врастает в горную гряду. Несколько уровней опоясывают тысячелетний базальт, толстые бревна стен поднимаются вверх в несколько человеческих ростов, по периметру ввысь устремляются остроконечные башни, наверху на смотровых площадках блестит металл шлемов и копий, каждая из башен оканчивается шпилем, ветер неистово рвет хоругви русской столицы.

Перед кортежем посланника гуннского хана почтенно расступаются. Однако, к медленно накатывающей ярости Тагулая, никто не ломается в поклоне – к чему так привыкли степняки. «Гордые, собаки», – промелькнуло в голове Тагулая.

Взгляд посланника вновь устремился на приближающуюся столицу – легендарный Кияр. Один, два, три, четыре, шесть! Шесть уровней русской столицы насчитал Тагулай. На каждом уровне возвышаются башни строго в шахматном порядке. Пока советник считал да рассматривал твердыню, стало муторно – голова пошла кругом. Ох, и тяжко придется, когда будут ее штурмовать…

Впереди внезапно кончилась растительность, дальше деревянный настил проложен по голой земле. Беглого взгляда советника хватило, чтобы вновь отметить изобретательность ненавистных русов. Они это зовут «…чтобы и мышь не прошмыгнула». По чистой и ровной, как стол, земле не пустишь лазутчиков – лучники с башен без труда перебьют всех, как глупую дичь. С боков тоже не подступиться – по отвесным скалам не то что гунн – зверь не взберется, разве что птица взлетит, да и ту подстрелят с тех же башен.

Кортеж гуннского советника уперся в массивные ворота Кияра. Сверху массивной арки, венчающей врата, раздаются команды, послышались быстрые шаги, звяканье металла. Скрипнули засовы, заскрежетали механизмы, и ворота медленно подались вперед. Тагулай в нетерпении сжимает поводья, с шумом втягивает прохладный горный воздух. Коротконогие гуннские лошадки бьют копытом, мотают гривами, тихонько ржут.

Сразу за вратами ширится дорога, поднимается вверх и убегает вперед, деревянный настил весело отзывается под копытами лошадей.

Тагулай с интересом рассматривает внешние крепостные стены. Мощные стволы упираются в высокий частокол стен, места соединений обиты железом, для прочности туда вогнаны огромные, толщиной с руку, металлические штифты. Вдоль стен бегут навесы в два поверха, будки-бойницы с матерчатыми крышами расставлены умело – с них простреливается вся долина, лестницы зигзагами сбегают с них. Вдоль стен прохаживаются могучие славянские воины, поблескивают остроконечные шлемы, серебряным светом струятся пластинки и кольца доспеха, у каждого по копью с широким пером, за поясом – топорик на длинной ручке – таким хорошо крушить вражьи щиты.

Чуть дальше крепостных стен стелются ровные площадки, на них устроились телеги, крытые рогожей, вся в горбах, в очертаниях легко угадывается округлость камней, рядом с телегами на поддонах стоит десятка два огромных чанов, горловины крепко перехвачены прочной материей. Бывалому воину хватит одного взгляда, чтобы прикинуть, какой ущерб способно нанести это жуткое варево.

Мда, с наскока взять такую твердь и пробовать не стоит, все у стен и лягут, кто со стрелой в груди, а кто и с обожженной башкой, с горечью подумал советник хана.

Навстречу гуннам двигаются навьюченные лошади, поскрипывают телеги, но, завидев знатного степняка в сопровождении охраны, спешно прижимаются к обочине, уступают дорогу, однако головы и тут не клонят.

Впереди вырастают еще одни ворота, поменьше первых, зато поизящней – полосы из желтого металла бугрятся рельефами, в центре горит солнце, раскосые лучи разлетаются в стороны, искусно исполненные в металле глаза немигающим взором смотрят вперед. Перед вратами возвышается фигура на коне, на груди поблескивают пластинки доспеха, серебром струятся кольчужные вставки, к седлу пристегнут остроконечный шлем. Даже издали видно – богатырь могучий, мышцы вздуваются валунами, кольчужные кольца на руках едва не лопаются, кулаки-молоты сжимают поводья.

Гунны медленно подъехали к могучему воину, тот кивком приветствовал их и с совершенно непроницаемым лицом коротко произнес:

– Я Зоран. Мне велено сопровождать вас.

Он тут же развернул коня и направился к воротам, деревянный настил со скрипом прогнулся под его копытами. Тагулай недовольно цокнул, лицо сморщил – опять обошли вниманием! – но без лишних слов подал своего коротконогого скакуна вперед. Железное солнце разделилось надвое, пропуская в себя кортеж.