– Дай мне время, Мина. Ты должна дать мне время.

– Времени уже не осталось! – воскликнула она почти в ярости. – Мы и так слишком долго медлили. Мы должны посмотреть правде в лицо – причем сейчас же!

– Извини, пожалуйста. Мне нужно пойти подышать свежим воздухом, – произнес я более холодным тоном, чем намеревался. Только бы Мина не заметила, что я весь дрожу и воротник у меня влажный от пота.

Я повернулся и спешно покинул комнату. Я действительно вышел из дома в сумерки и зашагал к окраине Шор-Грин, не особо заботясь, куда меня несут ноги.

Усталый и расстроенный, сижу один на общественном лугу. Пишу, думаю и изо всех сил стараюсь вспомнить.

Дневник Мины Харкер

22 января. Граф возвращается.

Мой муж знает это, но не может заставить себя принять правду. В глубине души я всегда понимала, что Джонатан при всех своих достоинствах человек слабый. Он слишком высокого мнения о людях. Во всем ищет хорошее и вечно надеется на лучшее. Не желает исследовать темные стороны человеческой натуры. Что делает его легкой добычей для разного рода злоумышленников.

Я только молюсь, чтобы он нашел в себе необходимую силу. В грядущие страшные дни всем нам потребуется много мужества.

После того как Джонатан выбежал из дома, я заглянула к Квинси. Он спал – похоже, очень крепко. И даже во сне крепко прижимал к груди свой рисовальный альбом.

Проведав сына, я направилась в кабинет. Там выпила немного вина, совсем чуть-чуть, после чего примерно на час предалась молитвам. Молилась о мудрости и Божьем руководстве. О силе, которая скоро понадобится. Молилась о душах Каролины и Ван Хелсинга, о благополучном возвращении Джека Сьюворда и лорда Годалминга. А прежде всего молилась, чтобы мы одержали верх. Молилась о победе.

Когда бы Джонатан ни вернулся и во что бы он ни верил, мы должны все приготовить: чеснок, святую воду, ножи и кресты. Если придется делать все одной – что ж, значит, так тому и быть.

Дневник Джонатана Харкера

22 января, позднее. Наконец-то. Наконец-то я вижу. Но надо поторопиться, я должен записать, что мне явилось в момент прозрения.

Я слишком долго противился правде – да, чтобы сохранить рассудок, но боюсь, из-за моего промедления все мы оказались в страшной опасности.

Бесцельная прогулка привела меня к месту, где жители Шор-Грин праздновали ночь Гая Фокса – немногим больше двух месяцев назад, хотя кажется, что с тех пор прошла целая жизнь.

Следы огромного костра, в котором сожгли чучело, все еще виднелись: неровный круг выжженной травы. В поисках убежища я прошел в самую середину круга и сел на землю. Здесь попытался собрать в уме воедино все события, обрушившиеся на нас в последние месяцы: медленная смерть Ван Хелсинга, сумасшествие леди Каролины Годалминг, террористические нападения на город, возрождение Совета Этельстана, исчезновение мисс Доуэль.

Все они поначалу казались разрозненными, не связанными между собой. Однако по мере усердного размышления – с использованием логики, недавно продемонстрированной Миной, – передо мной понемногу начали проступать контуры общей картины.

И все же я с содроганием от нее отшатнулся. По-прежнему не желал признать правду.

Я вскочил на ноги, намереваясь помчаться домой и умолять Мину отказаться от своих фантазий. Однако в следующую минуту стал свидетелем невероятного явления. Выжженная земля вокруг внезапно полыхнула огнем.

Причем не обычным огнем, а каким-то потусторонним, буйно пляшущим голубым пламенем.

Я попятился и вскрикнул.

Мне послышался смех в отдалении, который постепенно приближался и звучал до жути знакомо.

В бешенстве я ударил себя по голове и прорычал:

– Успокойся! Не сходи с ума!

А потом вдруг увидел то, что моя память предательски от меня скрывала. То, что предстало моему взору в темном переулке десять дней назад: яркое и совершенно кошмарное зрелище. Прекрасная Сара-Энн стоит на коленях, преображенная и оскверненная. Красные глаза горят злобой. Заостренные зубы ощерены. Каждое движение наводит на воспоминания о трансильванских лесах. А над ней склоняется ужасная черноволосая демоница с громадными распростертыми крыльями. Поистине леденящая кровь картина: две вампирши, сплетенные в нечестивых объятиях!

Неудивительно, что я обратился в бегство. Неудивительно, что прогнал этот кошмар из ума подобно тому, как какой-нибудь душевнобольной хозяин гостиницы вышвыривает за порог нежеланного гостя. Неудивительно, что искал спасения в забвении.

Я испустил вопль ярости и ужаса.

Зловещий смех по-прежнему эхом раздавался в моих ушах, голубое пламя по-прежнему плясало передо мной.

Я ринулся сквозь него, вон из пылающего круга. Меня обдало жестоким раскаленным жаром.

Однако дьявольский огонь, хотя и нестерпимо жгучий, не опалил меня, а наполнил энергией и целеустремленностью.

Лечу домой, к Мине и моему сыну. Милостивый Боже, я готов на все, только бы не опоздать!

Дневник Мины Харкер

22 января, позднее. Я все еще молилась, когда Джонатан вернулся.

Дверь с грохотом распахнулась, в холле застучали частые шаги.

– Мина! – крикнул он. – Мина, любимая моя!

В голосе мужа слышалось столько надежды и изумления, что я мигом вскочила на ноги и выбежала из кабинета. Он стоял передо мной с широко раскинутыми руками, и на лице у него было выражение мужественной решимости, которого я не видела уже более десяти лет.

– Какой же я был дурак! – воскликнул он. – Отказывался видеть очевидное!

– Но теперь видишь?

– Да. Я верю тебе. Ты правильно установила связи между событиями! Собственно, я и сам получил бесспорные доказательства.

Мы стояли очень близко друг к другу, почти соприкасались.

– Так что же нам делать, любимый? – спросила я.

– Мы сразимся с ним, – сказал мой муж, и я затрепетала от восторга, услышав стальные нотки в его голосе. – Сделаем то, что однажды уже делали. Сразимся с ним. Выследим и снова убьем.

– Да! Но надо спешить. В этот раз он кажется сильнее, чем когда-либо прежде. И с каждым днем расширяет свое темное влияние. И он хочет… ах, Джонатан, мне кажется, у него планы на нашего сына!

– Все так и есть, – сказал Джонатан. – Ты, как всегда, совершенно права. И мы, дорогая Мина, вновь отрубим голову этому монстру. Но прежде… прежде чем пройдет еще хотя бы минута…

– Да? В чем дело, милый? – спросила я.

– Я должен принести тебе самые искренние, самые глубокие, самые исчерпывающие извинения.

– Тебе… нет нужды извиняться.

– Нет, Мина, я должен! Должен просить прощения, любовь моя! – Он говорил возбужденно, почти как в бреду. – Не только за свое недавнее упрямство, но и за все свои прежние ошибки. За то, что злоупотреблял спиртным. За то, что не уделял внимания вам с Квинси. За то, что не боготворил