знаю, почему из всех более очевидных свидетельств насилия именно она привлекла мое внимание. Приглядевшись, я опознал в ней рисовальный альбом, над которым Квинси проводил столько времени в последние дни.

В дверь влетел порыв ветра и, точно незримыми пальцами, стал листать желтоватые страницы. Перед моими глазами замелькали рисунки – все до единого странные, вызывающие тревогу: творения смятенного ума.

Когда порыв ветра стих, альбом остался раскрытым на странице, где темными чернилами, с поразительной – почти сверхъестественной – точностью и детальностью было изображено лицо, которое я долго и тщетно старался забыть: лицо высокого старика во всем черном, с длинными седыми усами. Полная копия самого графа, каким он впервые предстал мне на пороге своего замка, много лет назад, в Трансильвании. На другой странице он же изображался в процессе превращения из человеческого подобия в столб тумана. Груз страшных свидетельств, окружавших меня, стал настолько сокрушительным, что мне потребовалось невероятное усилие воли, чтобы не рухнуть на колени и не завыть.

Вместо этого я повернулся и бросился обратно, наверх, в спальню сына, крича во все горло:

– Квинси! Квинси!

Без стука ворвавшись к нему, я увидел, что шторы в комнате все еще плотно задернуты. В полумраке различались очертания фигуры на кровати под одеялом.

– Квинси! – снова рявкнул я, теперь, по крайней мере, столь же рассерженный, сколь испуганный: внезапно исполненный праведной, но бессильной ярости. – Квинси!

Ответ последовал совершенно неожиданный, одновременно ужаснувший и взволновавший меня. Женский смех. Журчащее, переливчатое глиссандо.

– Кто тут? – спросил я. – Бога ради, кто тут?

Фигура шевельнулась – вернее, съежилась – под одеялом, а потом резко его откинула.

Она лениво вытянулась и села, прислонясь к кроватной спинке. Несмотря на медлительную томность, каждое ее движение дышало сдержанной энергией.

– Сара-Энн? Вы?

Золотистые волосы рассыпались у нее по плечам. Кожа светилась молочной белизной. Она выгнула спину и плавным движением спрыгнула с кровати. Потом сверкнула красными глазами, зашипела, оскалила зубы – и я понял, кем она стала.

Очень странно (или не очень, по сравнению со всем остальным), но я не почувствовал ни малейшего удивления – только тупое смирение перед свершившимся фактом.

– Вот то, чего ты боялся, – сказала Сара-Энн, медленно приближаясь ко мне. – И чего одновременно жаждал.

Я словно окаменел: не мог шевельнуть ни единым мускулом.

– Меня всегда вожделели… мужчины вроде тебя. Пожирали глазами, лапали, трогали. Но теперь наконец сила переходит от тебе подобных к… таким, как я.

Я хотел закричать, извиниться, во всем покаяться. Я страшно виноват, хотел сказать я, простите меня, умоляю.

Но язык мне не повиновался, и я не сумел издать ни звука.

А потом? Потом она набросилась на меня, эта новая вампирша. Терзала, рвала зубами и пила, пила взахлеб.

Из «Пэлл-Мэлл газетт»

27 января

Говорит Солтер:

Необходимая мера

Вот уже порядочное время наша газета критически высказывается о действиях правительства Его Величества.

Слишком часто в последние недели наши избранные лидеры проявляли нерешительность перед лицом самых насущных проблем. Ответом на растущее недовольство в столице и волну беспричинного насилия стали лишь избитые фразы. Жестокая ползучая война между лондонскими преступными сообществами выявила уже не халатность, а полное бессилие полиции.

Хотя говорить о мертвых плохо не принято, все же следует сказать, что покойный комиссар, мистер Амброз Квайр, относился к своим обязанностям небрежно и безответственно. И наконец, в ходе череды страшных преднамеренных взрывов, потрясших столицу, мы стали свидетелями постыдного поведения наших политических представителей, сравнимого с поведением немощного беззубого пса, который под плетью разгневанного хозяина жалобно скулит, трясется от страха, но не двигается с места. Все эти промахи и упущения со стороны властей достойны глубокого сожаления. Они очень дорого обошлись простым гражданам, и забыть их будет нелегко. Однако сейчас не время останавливаться на ошибках прошлого. Внимание нашей газеты сосредоточено главным образом на трудностях настоящего и вызовах будущего.

С большой радостью и немалой гордостью мы приветствуем принятое сегодня решение о передаче прямого управления Лондоном в руки Совета Этельстана. Закон о чрезвычайном положении наконец-то послужил своей цели.

Данный шаг – хотя и непростой, безусловно, – вызван крайней необходимостью, и мы убеждены, что он является единственной правильной реакцией на нынешнюю чрезвычайную ситуацию. Мы горячо верим, что с применением особых, уникальных полномочий, входящих в его компетенцию, Совет сумеет восстановить порядок гораздо быстрее, чем было бы возможно в противном случае. Если агитация, проводившаяся в этой колонке, хоть сколько-либо способствовала ускорению временной передачи власти, то мы скромно раскланиваемся.

Мы далеки от того, чтобы давать какие-либо дальнейшие рекомендации, но все же решимся высказать мнение, что наиболее логичным первым действием Совета было бы взять под полный контроль как полицию, так и армейские подразделения, в настоящее время находящиеся в пределах города, и немедленно ввести военное положение.

Только такая решительная мера вернет жителям столицы истинную веру в тех, кто стоит у руля нашего огромного государственного корабля. Подобное приостановление демократических процессов, в последнее время происходивших в обществе, носит лишь временный характер, о чем и следует прямо заявить всем скептикам и трусам, чьи до зевоты предсказуемые протесты мы обязательно вскоре услышим.

Однако в ответ на любые подобные возражения необходимо со всей ясностью подчеркнуть, что восстановление Совета на его законном месте нельзя считать ничем иным, как победой простых законопослушных граждан и триумфом всех, кто хочет увидеть нашу великую нацию вновь воспаряющей к высотам своего славного предназначения.

Письмо секретаря Совета Этельстана – участковому инспектору Джорджу Дикерсону

28 января

Уважаемый мистер Дикерсон! Пишу Вам одновременно с радостью и сожалением. Радость вызвана известием, что Вы уцелели при недавнем разрушительном взрыве в здании Скотленд-Ярда. Как Вам, несомненно, известно, причиненный бомбой ущерб весьма обширен и разнообразен. Для нас было счастьем узнать, что несколько самых преданных слуг города из числа сотрудников полиции остались живы и здоровы.

Поводом же для сожаления стала необходимость немедленного прекращения Вашего трудового договора. Ваше звание, должность и все связанные с ними полномочия настоящим письмом с Вас снимаются. По вопросу Вашей отставки мы обстоятельно проконсультировались и пришли к мнению, что Ваша неспособность предотвратить нападение на начальника в собственной штаб-квартире вкупе с Вашим статусом иностранного гражданина делает Вас непригодным для ныне занимаемой должности.

Наш город находится на краю катастрофы, и чтобы охранять его стены, нам нужны решительные, компетентные и, прежде всего, патриотичные англичане.

Мы бы порекомендовали Вам при первой же возможности вернуться в Соединенные Штаты, где Вам (предположительно) будет легче восстановить свою репутацию.