– Я собираюсь ей все рассказать, – объявил вдруг Майкл решительно. Обращался он ко всем, однако его суровый взгляд не отрывался от Нила.

Паркинсон так и не обернулся к остальным, но его прямая худая спина чуть дрогнула, осанка едва заметно изменилась, и теперь он уже не казался вялым, измученным и обессилевшим. Такая спина бывает лишь у мужчин властных и воинственных.

– Нет, Майк, ты ей не скажешь, – отрезал Нил.

– Я должен, – возразил тот, даже не пытаясь оправдаться и не глядя ни на Бенедикта, ни на Мэта с Наггетом, хотя двое последних настороженно замерли.

– Ты не скажешь ей ни слова, Майк. Ни слова! Ты не вправе говорить с ней без нашего согласия, а мы тебе его не давали.

– Нет, вправе! Какая теперь разница? Если она узнает, это уже ничего не изменит. Мы все вместе решили, как поступить в сложившихся обстоятельствах. – Он протянул руку и сжал плечо Бенедикта, словно тот его раздражал, и Бенедикт тотчас перестал раскачиваться. – Я беру на себя бо́льшую долю, потому что виноват больше любого из вас, но не желаю страдать молча! Я вовсе не герой. Да, знаю, страдаю не я один, но намерен все ей рассказать.

– Ты не можешь, – отчеканил Нил со сталью в голосе. – Если ты это сделаешь, богом клянусь: я тебя убью. Это слишком опасно.

Майкл не стал насмехаться и язвить, как это, наверное, сделал бы Люс, но угроза Нила его не испугала.

– Нет смысла меня убивать, Нил. И тебе это известно. Довольно с нас убийств.

Послышались тихие шаги сестры Лангтри, и в тот же миг мужчины напряженно застыли. Сестра вышла на веранду и немного постояла, озадаченно глядя на подопечных и гадая, о чем они говорили. Если кто-то успел ее опередить и сообщить о закрытии базы, почему они тогда ссорятся? Не могла же эта новость их перессорить.

– Ах, эти шаги! – внезапно произнес Мэт, прервав молчание. – Чудесные шаги! Единственные женские шаги, что так хорошо мне знакомы. Когда у меня были глаза, я не слушал. Если бы сейчас сюда вошла моя жена, я бы не узнал ее по шагам.

– Ну нет, мои шаги не единственные, что вам знакомы; есть и другие. – Сестра Лангтри подошла к Мэту и положила руки ему на плечи. Он закрыл незрячие глаза и слегка запрокинул голову, но не настолько, чтобы его жест показался развязным. – По меньшей мере раз в неделю вы слышите шаги матроны.

– Ах, ее! – улыбнулся Мэт. – Но матрона топает как слон, в ее походке нет ничего женственного.

Онор рассмеялась, крепко сжав его плечи: рассмеялась своим мыслям – легко, радостно, от души.

– Сестра, сестра! Славные новости, верно? – подал голос Наггет со своей койки, тут же позабыв о книге, которую держал в руках. – Я поеду домой и скоро увижу маму!

– Конечно, это прекрасная новость, Наггет.

Нил по-прежнему стоял спиной ко всем. Сестра Лангтри наклонилась, чтобы рассмотреть незаконченный рисунок, потом слегка отстранилась и, наконец, решилась взглянуть на Майкла, чья рука еще покоилась на плече Бенедикта, будто пародируя ее собственный жест. Их взгляды встретились: жесткие, решительные, бескомпромиссные, как у незнакомцев.

Первой отвернулась Онор и вернулась в палату, чтобы отправиться в свой кабинет.

Вскоре там же появился и Нил, причем закрыл за собой дверь с таким видом, будто жалел, что не может повесить снаружи табличку «Не беспокоить». Застав сестру с опухшими от слез глазами, он задержал на ее лице хмурый взгляд:

– Вы плакали.

– В три ручья, – подтвердила Онор. – В сущности, я выставила себя полной идиоткой посреди сестринской гостиной. Причем отнюдь не в одиночестве, а у всех на глазах. Запоздалая реакция, наверное. Мисс Захолустье (дочка управляющего банком, помните?) пришла на редкость некстати и обвинила меня в том, что это я устроила Люсу травлю. Это сильно задело мою подругу, сестру Докин из барака «Ди», началась ссора, и тут я внезапно разрыдалась. Нелепо, правда?

– Неужели так все и было?

– Разве я смогла бы придумать такую историю? – удивилась сестра Лангтри и снова стала похожа на себя прежнюю, спокойную и невозмутимую.

– Вам стало легче? – участливо спросил Нил, протягивая ей портсигар.

Онор слабо улыбнулась.

– Да, глубоко внутри меня отпустило, но снаружи, на поверхности, – совсем наоборот. Чувствую себя ужасно: словно мышь, растерзанная кошкой, будто во мне лопнула какая-то важная пружина.

– Прямо мешанина из метафор, – мягко заметил Нил.

Сестра Лангтри задумалась.

– Я бы сказала, все зависит от того, что растерзала кошка, вы согласны? Может, это была механическая мышь. Я чувствую себя автоматом.

– Ох, сестра, пусть будет по-вашему: я закрою эту тему, оставлю вас в покое, – вздохнул Нил и непринужденно добавил: – Через неделю все закончится.

– Да. Подозреваю, нас постараются вывезти отсюда, пока муссоны не набрали силу.

– Вернетесь домой, в Австралию? Я имею в виду – после демобилизации?

– Да.

– И чем займетесь, можно узнать?

Даже с припухшим, заплаканным лицом она казалась бесконечно далекой.

– Я собираюсь работать медсестрой в «Каллан-Парке». Поскольку вы из Мельбурна, то, возможно, не знаете, что это большая психиатрическая лечебница в Сиднее.

Нил хоть и был поражен, но понял вдруг, что она не шутит.

– Боже, вы растрачиваете себя впустую!

– Вовсе нет, – твердо возразила Онор. – Эта работа важна и нужна, а я чувствую, что должна продолжать делать что-то важное и нужное. Знаете, мне повезло: моя семья достаточно состоятельна, – так что, когда состарюсь и не смогу работать, жить в нищете не придется. Я вольна распоряжаться собственной жизнью как заблагорассудится. – Она подняла тяжелые покрасневшие веки и смерила его холодным взглядом. – А вы? Чем займетесь вы, Нил?

Вот, значит, как: Нил Паркинсон уходит со сцены. Ее голос, взгляд, манера держаться – все говорило о том, что после войны ему нет места в ее жизни.

– О, я поеду в Мельбурн, – ответил он небрежно. – Вообще-то мне бы хотелось вернуться в Грецию, на Пелопоннес: у меня там домик недалеко от Пилоса, – но мои родители (во всяком случае, отец уж точно) с годами моложе не становятся. Да и я тоже, если на то пошло. Поэтому, думаю, лучше мне отправиться не в Грецию, а в Мельбурн. Вдобавок в Греции мне пришлось бы вернуться к живописи, а я всего лишь умелый рисовальщик, не более. Странно, но когда-то меня это мучило. Теперь нет. Все это отошло на второй план и кажется теперь несущественным. За последние шесть лет я так много узнал, а барак «Икс» прекрасно завершил мое образование. Буквально на днях я понял, что для меня важнее всего. Знаю, я мог бы стать опорой старику, то есть отцу. Если я собираюсь пойти по его стопам, мне неплохо бы научиться вести семейное дело.

– Придется потрудиться.