Еще я расселила на вилле половину отряда преторианцев, чтобы они охраняли дом и поместье – и занимались садом в свободное от прямых обязанностей время. За час до наступления темноты мы разыскали Калигулу в сарае для лодок, попрощались с ним и предупредили, что через несколько дней снова наведаемся в гости.

Пока наша повозка карабкалась от озера вверх к главной дороге на Рим, я наконец смогла расспросить Лепида о том, что меня озадачило еще в самом начале нашего визита к брату.

– Что за идея со списком женщин? – поинтересовалась я, морща в догадках лоб.

– Я просто ухватился за твою мысль и подбросил первые варианты, что пришли в голову, – ответил он. – Ты правильно сказала. Нужно найти ему жену. Только на этот раз выбрать тщательно, ведь первые два брака закончились плачевно.

– Вот я и спрашиваю: что это за список? Близкая родня? Потаскушки? Крепкие духом женщины? И почему такой упор ты сделал на Лоллии Паулине? Кстати, я не слышала, чтобы она жаловалась на свой брак. И главное – почему не дать Гаю самому сделать выбор?

Лепид пожал плечами:

– Твой брат сейчас занят собой, подобные вещи его совсем не интересуют. Давай-ка по приезде в Рим начнем работать над возвращением Калигулы. Я постараюсь подобрать для него жену, а ты займись дворцом и помоги Гаю вернуться к человеческому облику.

Я согласно кивала, но не могла избавиться от ощущения, что Лепид чего-то недоговаривает.

Целый месяц мы с Лепидом трудились не покладая рук. Да что там – трудились все, кто был хоть как-то связан с Калигулой. Долго, на протяжении нескольких недель уговаривали Гая вернуться к нормальному образу жизни. К нашему третьему посещению он был побрит и пострижен, вымыт и одет в чистое. К пятому визиту уже ел с нами за столом и обсуждал разные мелочи. К седьмому подписал все бумаги для женитьбы на Лоллии Паулине, согласившись выдать ее мужу круглую сумму за расторжение их брака. Надо сказать, никакой особой вражды между супругами, о которой говорил Лепид, я не заметила, но расставание явно не огорчило их, как это было с Пизоном и Ливией. Потому я могла тешить себя надеждой, что хотя бы эта женщина сумеет сделать моего брата счастливым.

Наши многократные поездки на озеро Неми и кропотливая тяжелая работа по вытаскиванию Калигулы из омута тоски обратно в мир людей ужасно изматывали меня. К тому же частенько, едва мы покидали виллу, Гай опять соскальзывал в депрессию. То был трудный период, и я бы не желала его повторения.

Свадебную церемонию провели на альбанской вилле, вдали от любопытных глаз и без излишних торжеств. И когда мы уезжали оттуда в восьмой раз, с Калигулой осталась Лоллия. Так началась их совместная жизнь в качестве мужа и жены.

В следующий раз мы увидели молодоженов спустя две или три недели, сразу после сентябрьских календ. Мы постарались дать новобрачным как можно больше времени для более близкого знакомства, но лето подходило к концу, и мы с Лепидом опасались, что холодная, скучная зима на уединенной вилле сведет на нет все наши труды. В конце концов у нас появилась идея, которую мы представили Калигуле в ходе нашего девятого и последнего визита на озеро Неми. Сидя за вечерней трапезой с императором и его новой женой, я изучала поведение пары.

Калигула выглядел и вел себя почти как раньше, хотя его прежняя живость так и не вернулась – улыбался и шутил он теперь гораздо реже. Из их реплик можно было заключить, что они, как положено, приступили к исполнению супружеских обязанностей, да вот большого энтузиазма ни в одном из новобрачных я не смогла разглядеть. Лоллия была миловидной, почтительной и приятной в общении женщиной. И все же чувствовалось в ней какое-то неуловимое… не то. Я никак не могла нащупать, что же это, однако была твердо уверена, что мои подозрения не беспочвенны. Внутри брачных отношений Калигулы и Лоллии стояло нечто вроде каменной стены – и вряд ли это была лишь тень Друзиллы.

– А поедем на Сицилию, – предложила я таким тоном, будто эта мысль только что пришла мне в голову, а не была результатом долгого планирования.

Лоллия с восторгом приняла идею, и я подумала, что вина за прохладные отношения между новобрачными лежит на этой старой, безлюдной, безмолвной вилле. Вероятно. Мою личную жизнь альбанская вилла точно бы разрушила.

Калигула всего лишь двинул бровью и продолжил отщипывать кусочки свинины в яблоках и соусе гарум.

– Прокуратор Сицилии шлет в Рим одно послание за другим, – добавила я, – с просьбами помочь в финансах и управлении. По-моему, он попал туда после службы в Цизальпинской Галлии и считает Сицилию отсталой по сравнению с его бывшей провинцией. Сенат обсуждает, кого бы послать на этот остров для налаживания дел, и наш дядя Клавдий не прочь за это взяться. А может, тебе самому стоит туда съездить? С проблемой запросто справился бы Виниций, но он все еще в Азии. А что благотворнее для беспокойной провинции, чем визит императора?

Я умолкла и стала наблюдать, как пламя с поднесенной мною щепы разжигает светильник души Калигулы. Серьезных сомнений в том, что брат откажется от поездки – и вообще не покинет виллу, – у меня не имелось. К Сицилии особой любви он не испытывал, и наверняка в империи нашелся бы человек, который справился бы с задачей не хуже его. У него не было причин соглашаться… кроме того, что сенат собирался послать туда нашего малосимпатичного родственника. Я знала, что эта стрела достигнет цели даже сквозь броню тоски и апатии.

Лоллия Паулина чуть не подпрыгнула от радости, когда Калигула хлопнул в ладоши и согласился. О Клавдии или сенате он не обмолвился ни словом, но я-то прекрасно понимала, что именно они стали решающим фактором.

– Отличная идея! – сказал брат, потирая руки. – Немного морского воздуха и смена обстановки пойдут нам всем на пользу. К тому же нам с Лоллией давно пора показаться вдвоем на публике.

Калигула усиленно демонстрировал внезапный оптимизм, который Лепид принял за чистую монету. А я не обращала внимания на слова и на жесты, меня интересовали глаза императора. В них не было ни следа того энтузиазма, который он излучал своим видом, и я решила, что Калигула ради семьи делает над собой усилие и старается скрыть под фасадом благосклонности разбитое сердце.

Наваждение старой виллы исчезло, едва мы выехали за ее пределы. Да, перемены в Калигуле были – глубокие и необратимые. Он не оправился от смерти Друзиллы, и больше он не сможет радоваться всей душой, но энергия вновь возвращалась к нему, а также стремление заниматься делами империи. Во имя семьи он надел маску оптимизма, и постепенно этот оптимизм стал просачиваться внутрь, в человека под маской. Так что я считала свою задачу исполненной: по крайней мере, Калигула избежал превращения в Тиберия.

Миновала середина сентября, когда мы прибыли в порт Сиракуз. На Сицилии мы намеревались пробыть шесть дней, и в какой-то момент я решила, что мы совершили ошибку: первым делом Калигула приказал организовать там дорогие погребальные игры в честь Друзиллы, а также заложил новый храм ее имени.

Один день сменялся другим, приготовления к играм шли своим чередом, а Калигула все никак не мог по-настоящему заинтересоваться хоть чем-нибудь. Для него все затмевала память о потере нашей сестры. Но на третий день кое-что произошло.