Затем Гай двинулся к солдату, тоже шагнувшему ему навстречу, поблагодарил его и вернул измерительный прибор. И вдруг отстегнул фибулу, скрепляющую его накидку, и с улыбкой вручил легионеру. Тот ошеломленно уставился на императора, потом низко поклонился и поспешил к своей работе. Калигула же опять поднялся на подиум и встал рядом со мной.

– Когда это ты научился так обращаться с инженерными инструментами? – поинтересовалась я.

– Ты не поверишь, сколько свободного времени у меня образовалось благодаря тому, что я отказался посещать бесконечные заседания сената, – ухмыльнулся он.

– Ну, теперь у тебя не будет столько времени, ведь ты женат, – хихикнула я и тут же пожалела о своей неуместной игривости: во-первых, стало стыдно за ее дурной тон, а во-вторых, меня напугало враз помрачневшее лицо Калигулы. – Что-то не так? – тихо спросила я.

Брат огляделся, словно хотел убедиться, что мы одни. Разумеется, вокруг было много людей. Мы находились посреди строительной площадки, полной инженеров и рабочих, и в кольце преторианцев. Но на фоне общего шума наш разговор оставался неслышным для чужих ушей. Даже Лепид, который после смерти Друзиллы все больше времени проводил в нашем обществе, стоял в дюжине шагов и о чем-то беседовал с центурионом. Брат придвинулся ко мне почти вплотную:

– Лоллия так и не понесла. Я сделал все, что мог, и теперь пришел к заключению: она бесплодна и совершенно неспособна дать мне наследника. Я собираюсь показать ее лучшим лекарям в городе и намерен посетить авгуров и послушать, что они скажут. И если не сумеют убедить меня, что я ошибаюсь, то разведусь с ней немедленно. Она была лишь средством в отчаянных попытках Лепида вытащить меня с той виллы. Ее выбрали без моего участия, и выбор этот оказался, похоже, неудачным.

– Ты уверен? – спросила я.

– Да. Я почти не сомневаюсь, что авгуры и врачи поддержат мои соображения. Через месяц Лоллии во дворце не будет. Пусть возвращается к мужу, если захочет.

– А ты?

– Я… – Он замолчал, и душевная боль опять легла тенью на его лицо. – Я обойдусь. Преемник у меня есть. Это Лепид, несмотря на кончину Друзиллы. И еще будет возможность найти другую жену, более подходящую. Только не сейчас. Пока не время. Я отсутствовал несколько месяцев, нужно наверстать упущенное в моей главной роли – роли императора.

– Я согласна с тобой. И так хорошо видеть, что ты снова с нами!

Брат улыбнулся, и я решила, что лучше будет оставить его наедине с этим настроем. Спустившись с подиума, я пробралась через кольцо стражников и пошла к Лепиду, который как раз отпустил центуриона.

– Проводишь меня? – попросила я, показывая на повозку, стоящую неподалеку.

Наш старый друг кивнул. Он тут же подстроился под мой шаг, и мы не спеша двинулись к повозке. Я не сразу решилась открыть ему решение брата, но все же пришла к заключению, что Лепид входит и всегда входил в число тех немногих, кому он доверял.

– Гай собирается развестись с Лоллией Паулиной. Брат думает, что она бесплодна.

Лепид бросил на меня странный взгляд, который я не смогла расшифровать. Он как будто был удивлен и в то же время смущен.

– Это так и есть? – спросила я. – Лоллия в самом деле бесплодна?

Надо отдать должное Лепиду – вид у него был пристыженный и даже виноватый. Но он по-прежнему молчал.

– Значит, она не может иметь детей, – утвердилась в своих подозрениях я. – И ты знал. Когда тебе это стало известно? Или ты с самого начала был в курсе?!

– Узнал несколько дней назад… – ответил Лепид грустно, но каким-то образом эта грусть немедленно выдала его с головой. – Когда случайно встретился с братом ее бывшего мужа… Он сенатор…

Но я уже не слушала. С Лепидом мы были знакомы с раннего детства, я хорошо его понимала. За скорбно поджатыми губами я сразу разглядела темный тайник в его душе. Он лгал, и мы оба это знали.

– Ты был в курсе с самого начала! – воскликнула я. – Ты подсунул брату женщину, заранее зная, что она никогда не сможет дать ему детей! Уму непостижимо! Как ты мог?! Ведь ты знал, что ему нужен сын. Что для него это важно!

– Ливилла, его нужно было отвлечь, чтобы спасти от депрессии, и с помощью Лоллии мы этого добились. Ребенка она ему не подарит, но тем не менее это красивая, молодая и… энергичная женщина. Я знал, что общение с ней пойдет Гаю на пользу, и так и вышло. Ты же не можешь этого отрицать. В то время я думал не о детях, а о том, как поскорее вырвать моего друга из объятий его саморазрушительной тоски и вернуть в наш мир. Я бы снова так поступил.

Лепид говорил убедительно. Не могу сказать, что его доводы вполне удовлетворили меня, и я так и не определилась, правильно было сводить моего брата с бесплодной игрушкой для забав вместо будущей императрицы или нет. В любом случае Калигула прав: пришло время избавиться от Лоллии и двигаться дальше. А я уж постараюсь в следующий раз тщательнее выбирать ему невесту.

Я все еще не освоилась с теми почестями, которыми осыпал нас наш брат. К тому, что у меня есть собственная скамья в императорской ложе в цирке, я постепенно привыкла и сидела там порой даже в отсутствие императора. Но некоторые места казались священными, вторгаться туда – кощунство. Для женщины, пусть и самых благородных кровей и сколь угодно сильной, находиться там, посреди моря мужчин, было тяжким испытанием.

Курия – здание для заседаний римского сената – обычно воспринимается как один большой зал, в котором собираются старики и в мельчайших подробностях обсуждают наши жизни. Но на самом деле это наиважнейшее из общественных строений города представляет собой комплекс из трех помещений, связанных по фасаду нарядной террасой. По правую руку – зал с сиденьями, где сенаторы решают государственные вопросы. Слева архив, где хранятся протоколы всех заседаний. А между ними втиснулся атриум Минервы – внутренний двор, окруженный крытым портиком. Там сенаторы могут заниматься частными делами, защищенные от глаз и ушей как публики, так и коллег-политиков.

Туда-то я и спешила следом за братом.

Точнее говоря, меня больше интересовал не атриум, а зал заседаний. Я бы не пошла в курию, хотя, должна признать, было любопытно посмотреть, как развиваются отношения брата с сенатом с тех пор, как он стал регулярно принимать участие в заседаниях. Но прибыла я туда главным образом затем, чтобы поддержать Гая. Он уже давно распорядился установить рядом с его креслом, под алтарем Виктории, лицом к остальному сенату, еще три – для каждой из нас, его сестер. Мы же ни разу ими не воспользовались, ведь почти сразу после этого распоряжения Калигула сам перестал приходить на заседания. Теперь же, когда Агриппина безвылазно торчала при своем грубияне-муже и маленьком сыне, а Друзилла переселилась в огромный мавзолей к самым высокочтимым из усопших, я сочла своим долгом занять хотя бы одно из кресел.

В тот день император намеревался объявить о новой кампании по покорению тех беспокойных германских племен за Реном, с которыми когда-то доблестно сражался наш отец. Эта важное решение должно было ознаменовать двухлетнюю годовщину правления Калигулы.