– Эраст?

– А у вас есть кто-то еще?

– Странно звучит: разговаривал. По телефону, что ли?

– Не знаю. Вы говорили, Эраст увлекается только компьютерами, а магии не знает, но я думаю, без магии не обошлось.

– Наверное, Леон ему помог...

– Или ты недооцениваешь своего сына, - заметила Аксинья. - Он мне казался способным именно в магических науках. Иное дело, что техника увлекает его больше.

– Он изобрел какой-то передатчик, - продолжала Катя и прорывается сюда через время и даже какой-то экран. Он меня слышать не мог, а я его очень хорошо слышала. В общем, он предлагает нам через неделю возвращаться домой.

– Можно подумать, мы этого не хотим!

– Эраст обещал к Черной Дыре построить какой-то коридор, по которому мы пройдем безо всякого труда...

– Погоди, - остановила её магиня, - Степан не шутил, когда сказал, что отсюда убежать нельзя. Да и Вера с ним согласна.

– Патрик о своем замке тоже так говорил.

– Патрик был один, а братьев семеро.

– А пословица говорит: у семи нянек дитя без глазу! Народ зря не скажет.

Что делаю - сама я не пойму.

Как будто зренье застило уму.

Но мы своей судьбы не господа.

Что быть должно, то сбудется всегда.

Вильям Шекспир

– Я поняла, что ты не раскаиваешься в принятом когда-то решении. Но ты и Дементий?.. Впрочем, тебе виднее, но нам-то ты поможешь?

– Помогу, - вздохнула Аксинья, - хотя с бОльшим удовольствием оставила бы вас здесь, в этом благодатном краю, где нам принадлежало бы все...

– А мне здесь не нравится, - поджала губы Катя. - Все на меня давит: и скалы, и эти огромные валуны. И уклад жизни...

– Как видишь, кому поп, кому - попадья, - развела руками Полактия. Нам здесь не нравится!

Вечером на подворье братьев-колдунов топилась баня. Братья, радостные и возбужденные, сновали по двору туда-сюда, будто не баню ждали, а дива дивного.

Женщин конечно же пустили вперед, потому что они, как известно, настоящего жара не выдерживают. Степанида маленько посопротивлялась - она любила именно париться! - но Аксинья уговорила её, что остальные с удовольствием уступят ей верхнюю полку, где она сможет париться, пока не надоест!

Катя никак не хотела расставаться с ладанкой, которую прежде ни при каких случаях не снимала: в ней была упакована величайшая для неё ценность - её дом с Антипом, смешным и преданным человечком-домовым. В том же доме был спрятан трактат Ибн Сины, ради которого она, собственно, и терпела все мучения.

– Чего уж ты так держишься за свой мешочек? - недоумевала Аксинья.

– У тебя там не брильянт ли размером с орех? - посмеялась и Степанида.

– Гораздо дороже, - сухо ответила Катя, но ладанку сняла - не идти же с нею в парилку!

Баня сотворила со всеми чудо. Катерина так расхрабрилась, - прежде она побаивалась горячего пара, - что полезла за Степанидой на верхнюю полку, а, выпив в промежутке между "выпаркой" принесенного Степанидой холодного резкого кваса, предложила отхлестать веником всех желающих.

Огромная бадья холодной воды, налитая Егором прямо из ручья, захватывала дух, лобавляя женщинам удовольствия и визга. Из предбанника они вывалились на свежий воздух сияющие, бело-розовые, ослепительно красивые по мнению стоящих в ожидании очереди мужчин.

Выходя последней, Катя привычным движением коснулась шеи: она же забыла надеть ладанку! Однако, вернувшись, девушка нигде её не обнаружила. Она осмотрела каждую щель, сдвинула с места тяжеленные лавки - ладанка бесследно исчезла.

Братья уже распахивали дверь. Посмеялись, что она хочет попариться с ними. Катя торопливо вышла, но только ступила за порог, почувствовала на плече руку Егора и подняла на него глаза, в которых уже закипали слезы. Теперь все оказалось напрасным: опасные встречи с монголами, игры с могущественным волшебником, которые грозили вечным успокоением в саду каменных фигур...

Она разрыдалась. У Егора от нежности и жалости к ней сжалось сердце.

Женщины задержались было в ожидании, но заметили, что Егор взял её за плечи, помялись и пошли к избе.

– Что стряслось, я спрашиваю? - он не только взял её за плечи, но и встряхнул: так, ему казалось, она быстрее придет в себя.

– Ладанка моя пропа-а-ла! - проревела Катя.

– Подумаешь, невидаль, ладанка! - хмыкнул он. - Да я тебе такую изображу, какой ни у кого нет.

– Такой, как моя, и так ни у кого нет!

– Завыла! - он с досадой почесал в затылке. Попариться-то хоть я могу?

Она взглянула удивленно: кто его держит?

– Я спрашиваю, твое дело может подождать?

– Может, - ктвнула она.

Наконец он отпустил её плечи и пошел к бане. А Катя поплелась в избу.

– Поссорились, - нарочито лукавл спросила Степанида.

– Помирились! - не очень вежливо бупкнула Катя: притворство она чувствовала сразу и потому раздражалась.

Хотя девушка собиралась именно притворство сделать своей профессией, она считала: то, что хорошо на сцене, в жизни порой выглядит отвратительно.

– Степанида неправа? - спросила её Полактия ФОртунатовна.

– Конечно, - с ожесточением сказала Катя. - Стала бы я из-за ссоры лить слезы.

– Тогда - что?

– У меня пропала одна вещь. Очень важная. Для меня.

– Неужели манускрипт?

– И он тоже.

– Надеюсь, ты меня не подозреваешь?

– Нет, что вы! - она вдруг успокоилась, поверив, что Егор ей поможет.

– Я могла бы попробовать...

– Не надо, мне Егор поможет.

– Насколько я понимаю, время у нас ещё есть. Тогда давай я поучу тебя печь медовые пряники.

– Магические?

– Обычные, из теста. Я делаю их по рецепиу своей бабушки.

Ничего не оставалось, как изображать спокойствие и поддерживать разговор, ароде:

– Полактия, дорогая, мне кажется, что и ты жениха себе выбрала.

– Выбрала, - подтвердила та.

– Семена?

– Нет, не Семена. Мне по сердцу Тихон пришелся.

– Тихон?! - изумленно вскрикнула Степанида, в то время, как Аксинья отвернулась, скрывая улыбку. - С того света спихан! Ни рыба, ни мясо! Глаза у него красивые,, ничего не скажу, а в остальном... Разве глаза в мужике главное?

– А что? - невинно поинтересовалась Полактия.