это душещипательное представление, к которому подключилась ещё парочка “бриллиантовых”. Наконец Вороне всё надоело, и она приказала.

— Озерскую на первый этаж под замок! Остальные! С каждой из вас будет проведена беседа. Соблаговолите разойтись по своим комнатам. Кто покинет их без разрешения, та сразу же отправится вслед за Озерской!

Дамы быстро рассосались, решив не искушать судьбу. Меня же под белы рученьки чуть ли не потащили до камеры, в которой сразу заперли без каких-либо разговоров.

Сижу в ней и не нахожу слов от возмущения, полностью затопившего мой рассудок. Это надо же было так дёшево вляпаться! Ещё и подыграла “бриллиантовым” гнидам! Примерно через полчаса в сопровождении Клавдии ко мне чуть ли не ворвался Елецкий.

— Елизавета Васильевна! — встревоженно, с порога начал он. — Да что же на вас такое нашло? Не ожидал от вас! И ведь ничего же не предвещало!

— А я говорила! — победно сказала ему Ворона. — Предупреждала, что любая не раскаявшаяся грешница бесов в себе носит. Вот они и затуманили рассудок Елизаветы.

— Вы оба мою комнату видели? — уже полностью придя в себя, спокойно поинтересовалась я. — Если видели, то бесов в ваших головах искать нужно, а не в моей.

— Объяснитесь, — холодно ответил Елецкий.

— Легко. Матушка Клавдия. Где вы были, когда вас нашла графиня Зобнина?

— В прачечной.

— Сколько от неё идти до моих комнат?

— Через улицу минут пять.

— Давайте запомним это. А когда вы явились “усмирять” меня?

— Сейчас, — порывшись в своей холщовой сумке, достала она тетрадь. — Доктор велит записывать время приступов. Без десяти минут пять.

— Теперь вы, Илья Андреевич, постарайтесь вспомнить, во сколько мы с вами расстались около входа в особняк.

— Эээ… — задумался он. — В четыре тридцать пять. Я тогда на часы посмотрел.

— И это запомним. Мне до моих комнат идти около трёх минут. Давайте проведём несложный подсчёт. С момента нашего расставания до момента появления матушки Клавдии возле моих дверей прошло пятнадцать минут. Так?

— Не буду спорить.

— И правильно делаете. Из пятнадцати минут вычитаем мои три на дорогу. Остаётся двенадцать минут. Матушка Клавдия шла ко мне пять минут, значит, за ней тоже шли не меньше… Десять плюс три. Итого тринадцать. То есть на разгром комнаты и драку с баронессой у меня имелось не более двух минут. Причём баронесса Витковская должна была находиться у меня, а не в своих покоях. Но она же приличная дама и не шастает по чужим спальням без хозяев… Если они, конечно, не мужчины! Значит, была у себя или в гостиной.

— У себя, — пояснила Клавдия. — Её и графиню Зобнину уже опросила. Обе были вместе.

— Тем более! Допустим, имея сказочный слух, они услышали грохот из моих комнат, что находятся чуть ли не в другом крыле здания. Сколько им нужно на осознание происходящего, принятия решения и появления у разбушевавшейся Озерской? Секунды или всё же минуты?

— Подождите, — нахмурился Елецкий, наконец-то поняв ход моего расследования. — У вас совсем не остаётся времени на разгром своей комнаты.

— Именно! Ещё приплюсуйте сюда драку и мою попытку вырваться в коридор. Я не настолько быстра, чтобы провернуть всё за пару мгновений. Далее… Моя спальня. Там всё в пуху от растерзанных подушек. Вы хоть одну пушинку на мне заметили? А вот в волосах графини и баронессы их хватает. Есть ещё масса других нестыковок, но, думаю, достаточно и этих.

— Оговор! — жёстко вынесла свой вердикт Ворона. — Уж я им устрою за такое!

— Да уж… — вздохнул Илья Андреевич. — Очень неприглядная ситуация. А я ведь вас, Елизавета Васильевна, предупреждал, что от графини Зобниной можно ждать неприятных сюрпризов. Уверен, что это был её план, так как Витковская не слишком смышлёна. И позвольте извиниться за то, что на мгновение усомнился в вашем душевном здоровье.

— Не извиняйтесь, князь, — отмахнулась я. — Место тут такое, что настороженно приходится относиться к каждому.

— Делать-то что будем, господин доктор? — поинтересовалась у него Клавдия. — Спускать подобное с рук нельзя.

— Не знаю, — честно признался он. — Елизавету Васильевну, естественно, выпустим, а вот как с виновницами поступить — ума не приложу.

— Есть кое-какие мыслишки, — мстительно произнесла я. — И меня отпускать не надо.

— То есть как?

— А вот так, князь! Посижу “бесноватой” пару дней, ничего не случится. Но вот какая оказия… Доктор, а что вы знаете о бешенстве?

— Ничего хорошего. Смертельная болезнь.

— Как вы думаете, могла ли я, находясь в примерно таком состоянии, заразить баронессу, расцарапав ей лицо?

— Да там царапинка малюсенькая. И бешенство передаётся через укус.

— Вы не поняли. Чисто гипотетически? В порядке научного бреда?

— Если только принять во внимание, что любая рана может быть опасной. Но к бешенству это не относится.

— Думаю, что Зобнина с Витковской не настолько разбираются в медицине. А давайте, — предложила я, — полечим баронессу? Вы с умным видом заявите, что рана, полученная ею от находящейся во временном состоянии бесноватости Озерской, может быть опасна, поэтому её необходимо прижечь. Так ведь поступают после укуса бешеных зверей? Причём прижечь основательно: огромным раскалённым прутом.

Как думаете, согласится ли Витковская, считающая себя неотразимой, получить подобное уродство? Не отвечайте! Ответ очевиден. Тогда вы вместо этого предлагаете ей альтернативу. Пока не трогать смазливую мордашку, а отправить на пару недель под наблюдение. В одну из подобных этой камере на первый этаж.

— Сама побежит сюда, даже недослушав! — хмыкнула Клавдия.

— Тоже так думаю, — кивнула я. — Ну, а тут особое “лечебное” питание, состоящее исключительно из… плохо разваренного гороха и сильно разбавленного киселя, например.

А вот зачинщицу, графиню Зобнину не трогайте. Вернее, трогайте, но вместе с остальными “бриллиантовыми дамами”. Могу предложить вариант, что в целях безопасности и душевного покоя знатным особам теперь запрещено покидать свои комнаты в свободное время, дабы на них не было совершено какое-нибудь очередное нападение. Это всяких купеческих дочек да мелких помещиц не жалко, так что пусть они и веселятся скопом. Ну а цвет Государства Российского беречь надо.

— Получается, — подытожил мои слова понятливый князь. — Все знающие подоплёку провокации против вас, ополчатся против графини Зобниной. А пострадавшая от заточения и отвратительной пищи баронесса Витковская после двух недель в одиночной комнате захочет задушить её собственными руками. И буквально за пару дней графиня превратится из авторитетной особы в изгоя…

Елизавета Васильевна! Если я когда-нибудь разозлю вас, то умоляю: сообщите заранее о своих действиях. Я должен успеть сбежать в Москву и затеряться в многолюдном городе. Не ожидал, что в вас столько жестокого коварства!

43

Елецкий с Клавдией ушли “наводить шухер”, оставив меня