в гордом одиночестве. Я же легла на кровать и стала вспоминать сегодняшний инцидент. Обидно. Даже не то, что меня попытались очернить и представить невменяемой эти высокородные идиотки, а за испорченный хороший день. Да и вся эта возня в песочнице мне больше напоминала детские разборки, не стоящие внимания.

Бесит! Я понимаю, что для местной элиты всё происходящее важно и приравнивается к настоящей борьбе за статусность, но мне вся эта политика до лампочки. Я выросла в другом времени и с иными устоями в голове. Что графиня, что графин — всё едино.

Незаметно для себя задремала. Проснулась от звука отпирающейся двери. Пришла довольная Клавдия и самолично принесла ужин. Что отрадно: не постный. Говяжий бифштекс, свежий варёный картофель, овощной салат и … Бокал красного вина! Вот это новость!

Помолившись, с удовольствием поела. А вот вино отставила в сторону.

— Чего не пьёшь? — посмотрев на бокал, проговорила Клавдия. — Доктор разрешил. Или трезвенница? Правильно!

— Не трезвенница и иногда могу слегка пригубить, — пояснила я. — Тут другое. Благодаря мне вино полностью исключено из рациона других пациенток. Не очень прилично получится, если сама его буду употреблять.

— Не волнуйся, никто не увидит.

— Достаточно того, что вижу я. Совесть не позволяет. Всё должно быть по-честному. Как там всё прошло?

— О! — превратившись в довольную Ворону, стала рассказывать Клавдия. — Когда Илья Андреевич показал железку, которой якобы прижигать лицо будет, вой такой эта дура Витковская подняла, что все чуть не оглохли. И рада бы в содеянном признаться, чтобы беду от себя отвести, но не решается. Это ж позор-то какой!

Когда ей предложили тут посидеть дней десять для проверки на бешенство, чуть ли не ноги целовать доктору полезла… А может, и ещё зачем — с этой распутницы станется. Всю зарёванную, сопливую проводили на первый этаж. Через три комнаты от тебя сидит. Я ей ещё для лучшего выздоровления молитвенник дала и приказала каждый час по одной молитве читать.

— А не грех это, матушка? Она же не больна на самом деле. Получается, что не для блага, а в наказание к богу обращаться будет. Обман.

— Как это не больна? Подлость и дурость посильнее телесных болезней недуги. Про распутство её вообще молчу. Вот ты совестишься, что вино тебе дозволено. Значит, в тебе Бог живёт, раз совесть имеешь. А в Наташке Витковской Бога отродясь не было. Пусть тогда в себя его через страх призывает, раз через благодать не хочет. Правда, этой ни одна молитва не поможет, но хоть лишний раз думать будет, прежде чем грешить. Всё польза.

— Поняла. А что с остальными “бриллиантовыми дамами”?

— Тут князь во всей красе выступил перед ними. Наплёл про их исключительную ценность и неповторимость, а потом представил всё так, будто бы защитить пытается от невзгод всяких. Умеет Илья Андреевич убеждать. Так расписал, что не придраться. Но некоторые, прежде чем разойтись по комнатам, очень нехорошо на графиню Зобнину поглядывали. Да и она сама имела достаточно бледный вид: чувствует, что упала в яму, которую сама же и вырыла. Так что хорошую месть ты за себя придумала. Но смотри, не возгордись! И вот что ещё…

Монахиня сделала небольшую паузу, словно собиралась с мыслями, а потом продолжила.

— Что там у тебя с князем Елецким? Всё время вместе пропадаете, от людей прячетесь. Не к добру такое. На скользкую дорожку ступила.

— Поняла, о чём ты, — улыбнулась я, хотя в душе хотелось послать Ворону за такие расспросы и домыслы. — Не веришь, что мужчина и женщина дружить могут?

— Верю, пока оба в одежде. Но ты женщина красивая, умная, а мужчины часто не той головой думают. Недалеко до греха.

— До него всегда рукой подать, даже в монастырской тюрьме. Было бы желание. Но с Ильёй Андреевичем мы действительно ведём интересные и отнюдь не светские беседы. Его очень мой Дар интересует.

— Не от бога он!

— Всё от бога. Тут же, как с ножом: важны помыслы, а не инструмент. Кто-то им хлеб режет, а кто-то жизни лишает. Дар тоже можно с пользой использовать, если душой чист и во благо применяешь. Когда сидела в узилище, ожидая приговора, то некая матушка Софья…

— Саму Софью знаешь? — удивлённо перебила меня Клавдия.

— Если мы про одну и ту же, то да. Она там главная.

— Она это! Святая женщина! Вот хороший пример для всех нас! Так в вере крепка, что хоть иконы с неё пиши. Странно… С заключёнными грешницами она разговоры не разговаривает.

— Ну, с ней особо и не болтали. Так, пару раз всего. Ещё благословение напоследок от матушки Софьи получила.

— Совсем чудеса! И за что же тебе такая милость?

— Да, помогла одной из монахинь Даром своим. Правда, немного побуянить перед этим пришлось.

— Что побуянила, в то верю. Ты всегда там, где неприятности. Но ничего подобного в сопроводительных бумагах не было.

— Это к моему делу не относится.

— Ну, раз тебе сама Софья поверила, то мне поперёк её благословения становиться глупо. Она нутром души чувствует, поэтому и не приближается к поганым ведьмам узилища. Плохо ей от этого становится. Так уж и быть… Поезжай! Дозволение от Церкви даю.

— Куда ехать? — пришла моя очередь удивляться.

— А куда позовут, туда и поезжай. То уже не со мной говорить. Пора мне. Помолись и спать ложись.

— Подожди! — остановила её я. — Я могу отказаться или нет?

— От молитвы? — насупилась Ворона.

— От поездки неизвестной!

— Если нравится сидеть здесь — сиди. Никто такого “счастья” лишать тебя не собирается. Всё! Хватит праздно болтать! Спокойной ночи! Сегодня наши бесноватые тихие должны быть…

Легко сказать: “Спокойной ночи”! Вот Ворона таинственная! Вначале туману навела про какую-то намечающуюся поездку, а потом, ничего толком не объяснив, свалила в этот же самый туман. А я теперь сиди и мучайся, ожидая очередных сюрпризов. Моя практика пребывания в этом мире показывает, что они редко бывают приятными. Особенно незапланированные поездки: в результате одной из них я здесь оказалась. Вдалеке от родового поместья и только-только начинающего становиться на ноги хозяйства. Столько трудов насмарку!

Вообще-то странное ощущение. Я постепенно привыкаю к этому благотворительному дурдому, и жизнь в деревне всё больше меркнет. Мэри, лесопилка, долги… Они кажутся такими далёкими, будто бы их и нет совсем. Так же, как и моя жизнь в прошлом мире. От него вообще одни отголоски остались. Кажется, что всегда жила здесь, а прошедшее — лишь сон. Незаметно, с этими мыслями пришёл сон и настоящий…