Последние два предложения Коновалов произнес с такой уверенностью, что я ему в очередной раз поверил: завтра мы узнаем имя убийцы.

На этом, возможно, события сегодняшнего дня и закончились бы, если бы не очередная выходка Виктора.

Не смирившись с тем, что человек, присутствовавший при убийстве его брата и даже на время признавшийся в нем, о чем я в двух словах успел сообщить родственникам, находится вне подозрений, встал и попросил минутку внимания.

– Вы знаете, кто это? – спросил он, протянув руку в сторону Романова.

– Поверенный в делах вашего отца, – ответил Коновалов.

– А еще?

– Вахтер в общежитии, насколько мне известно.

– А еще?

– Не знаю! Говорите!

Виктор многозначительно улыбнулся. Выдержал театральную паузу и сказал, что, по словам его покойного брата Константина, человека, как известно, весьма информированного в делах, касающихся негативных сторон жизни города, Романов тесно связан с местной мафией.

– Сам Романов, конечно, с кистенем по ночам не ходит, – добавил он, – возраст не тот, но вот научиться у своих дружков обращению с ножом, это, на мой взгляд, запросто!

Посмотрев на поверенного, Коновалов усмехнулся, видимо, представив, как тот в свободное от вахты время тренирует перекрестные удары ножом. Спросил у него: так ли это.

– Нет, не так, – ответил Романов. – Я действительно пару раз встречался с руководством самсоновских и белогорских группировок, но, уверяю вас, при встречах мы говорили исключительно о взаимоотношении этих группировок, об их внутренних проблемах, а вовсе не о том, как обращаться с холодным оружием.

В зале воцарилось тишина. Не стесняясь, все уставились на Романова с таким видом, будто хотели разглядеть в нем то, чего не замечали раньше.

«Видимо, мы сошли с ума, если допустили, чтобы человек, помогающий бандитам решать их грязные дела, сидел с нами за одним столом», – было написано на лицах моих родственников.

Прошептав чуть слышно: «Что б я сдох!», Коновалов, перейдя на «вы», попросил Романова сказать: кто он.

– Третейский судья?

Романов ответил, что на самом деле он больше поэт, чем вахтер, и уж, конечно, никому не судья.

– Ах, он еще и поэт! – засмеялся Виктор. – К штыку приравнял перо, а потом проткнул им горло Константина! Понимаю.

Вот так у нас всегда! Когда нечего сказать – надо осмеять, когда не над чем смеяться – опошлить, а затем насмешкой заткнуть собеседнику рот! Это по-нашему, по-худобински!.. Я посмотрел Виктору в глаза и понял, что он – единственный человек на свете, которого я искренне ненавижу. За эту манеру говорить; за всегдашнее высокомерие; за Анечку, несмышленую птичку, очарованную блеском золотой клетки; за нескрываемое презрение к тем, кто не может позволить себе купить в магазине товар, предварительно не поинтересовавшись его ценой; за всё то, чего у меня нет, а, главное, за предательское желание иметь всё это!

– Ты бы поэтов не трогал! – не выдержал я. – Они все-таки будут посильнее той девочки-восьмиклассницы! Могут и в пятак врезать!

– Заткнись! – рявкнул Виктор.

– Какой еще восьмиклассницы? – повернулся ко мне Коновалов.

– Той, которую он убил!

Виктор бросился на меня. Не успел я поднять руки и прикрыть подбородок, как получил удар в лицо…

Через пять секунд я уже встал. Утерся и сказал, что ту девочку, вполне возможно, Виктор ударил точно так же.

Не давая разгореться драке, бабушка, Анечка, Рыльский налетели на Виктора. Обхватили его с трех сторон и оттеснили в сторону.

Виктор отступил, но не сдался.

– Я еще вырву твой поганый язык! – пригрозил он мне.

В ответ я пообещал свернуть ему шею.

«Только, конечно, потренируюсь немного».

Удивительно, но ненависть к Виктору тут же пропала. Я, видимо, был настолько уверен в том, что обязательно выполню свое обещание, что этих слов оказалось достаточно для того, чтобы удовлетворить жажду мести.

Потрогав языком губы: нет ли крови, отряхнул брюки и в сопровождении Рыльского вернулся на свое место.

Минутой позже Виктор силами двух женщин был препровожден в дальнее от меня кресло, откуда в течение всего вечера бросал в мою сторону злые взгляды.

– Ну что, петушки, успокоились? – спросил Коновалов.

Я промолчал, а Виктор сказал, что успокоится только тогда, когда повстречает меня где-нибудь в темном переулке.

– Ну, раз успокоились, – пропустив угрозу мимо ушей, продолжил капитан, – тогда, может, расскажете мне, что это за девочка-восьмиклассница, которую убили?

– Да не слушайте вы его! – махнула рукой в мою сторону бабушка. – Всё было не так, как он вам расскажет! Просто однажды, много лет назад, когда Виктор и Виолетта были еще маленькими, во время детской игры погибла одна девочка. Произошел несчастный случай! Ничьей вины там и в помине не было! Поверьте мне!

Коновалов согласно кивнул. Повернулся ко мне и, несмотря на бабушкины протесты, предложил высказать свою версию.

Моя версия звучала так. Виктор с Виолеттой решили заняться бальными танцами. Пришли на свое первое, оно же и последнее занятие, поскандалили с кем-то из занимавшихся там девочек, потом подкараулили ее после репетиции и завели в парк.

– В общем, не знаю, что там было дальше, врать не буду, но только утром следующего дня эту девочку нашли с проломленной головой.

– Мы играли, и она упала на висок! – воскликнул Виктор.

– Так звучит последняя, официальная версия, – согласился я. – А до этого, насколько мне известно, речь шла о непредумышленном убийстве. Это уже потом, после того как дядя Толя продал машину и занял денег у родни, стали говорить о несчастном случае. Дескать, детки Худобина здесь ни при чем, они хорошие – в папу.

– Да откуда ты это можешь знать? – вскочив на ноги, закричал Виктор. – Тебе тогда было шесть лет!

Я ответил ему спокойно, не повышая голоса, что, во-первых, мне было тогда не шесть лет, а семь, во-вторых, у меня всегда была отличная память, и, в-третьих, об этом случае мне совсем недавно рассказала бабушка.

Виктор бросил на бабушку злой взгляд, отчего та сразу стала меньше и суше, сплюнул и, не говоря ни слова, сел на свое место.

– Да-да-да, как же, помню, помню! – глядя в пол, задумчиво закивал Максим Валерьянович. – Было дело… Анатолий занял у меня тогда тысячу рублей. Огромные, знаете ли, по тем временам деньги!

– И ты туда же! – развел руками Виктор.

Подняв голову, Рыльский удивленно посмотрел на него. Потом опомнился и сказал, что имел в виду совсем другое.

– Ты бы уж лучше помолчал! – посоветовала ему бабушка. – Тоже мне, вспоминальщик выискался! Ты бы лучше вспомнил, как кошкам кишки выпускал! Мясник!