― Но, как видно, не Эрену. Потому что та девчонка пригласила их с Райнером к себе гости в числе прочих приятелей, а наш дурень накидался и в запоздалом режиме «поправил» лицо Хоуку за то, как он с тобой обошёлся.

― Вот придурок, вечно лезет из-за меня в драку! ― огрызнулась Микаса и недовольно покачала головой. Она не хотела себе признаваться, но ей было приятно, что Эрен навалял Джордану.

― Хоть какая-то стабильность! ― И Армин заливисто рассмеялся.

Микаса молилась о скором приближении весны, загоняя себя всё глубже в тиски бесконечных дополнительных занятий и самообразования. Она даже принялась с усердием учить родной язык Дементьева, воображая, как сумеет угодить ему этим. Он присылал ей деньги и длинные сообщения о том, как проходят его дни в Петербурге, о надоевшем мокром снеге и частых простудах, о проблемах в местном филиале своей компании, о том, как он хочет вернуться и наконец-то снова держать её за руку во время их долгих прогулок.

Микаса молилась о скором приближении весны.

«Когда Вадим Александрович вернётся, мои терзания закончатся. Мне просто нечем заняться», ― думала она, засыпая за партой от жуткой усталости и слушая, как позади неё Эрен перешёптывался с Армином.

Иногда Микаса ловила на себе неопределённый взгляд Эрена, пытаясь угадать в нём презрение или печаль. Зато она ясно видела в этом взгляде изувеченное и разграбленное прошлое, где кирпичик за кирпичиком уничтожалась их близость, гибли в муках откровенные разговоры и гнили под могильной землёй прикосновения. Она не могла даже поделиться тем, как дома стало спокойно с тех пор, как Эрен защитил её от Бруно. Не могла в полной мере проявить благодарность.

«Однажды я стану хорошей. Совсем-совсем. Когда перестану думать о тебе. Вот завтра так и сделаю. Обязательно сделаю», ― осыпала она себя, как несдержанными поцелуями Эрена, лживыми клятвами и углубляла ласки за запертой дверью своей спальни. Из-под прижатой к губами ладони рвались наружу бесстыдные сладостные всхлипы, насмешливо и дико раздирали кожу пальцев навстречу свободе. Свободе от самой Микасы. «Смотри на меня! ― приказывала она картинкам, пляшущим под прикрытыми дрожащими веками. ― Притронься! Возьми!.. Не так. Не так нежно, как обычно: возьми грубо и собственнически! Другого я не заслуживаю».

Микаса молилась о скором приближении весны.

Её «избавитель» явился с щедрыми дарами. Как и обещал, Дементьев купил семье Микасы новый дом в приличном районе города, недалеко от школы. Вместе они ходили покупать дорогую мебель, бытовую технику, выбирали обои и ковры. Радость в глазах матери ненадолго затмевала чувство вины: «Я всё сделала правильно. Пусть я предала, но оно стоило того. Однажды я всё забуду. И обязательно стану хорошей! Непременно завтра. Завтра…»

Развешивая шторы тёплым майским днём, Микаса любовалась цветением яблонь из открытого окна и представляла себе будущее, полное путешествий и роскоши. Ничто не помешает ей упиваться своей победой. Внизу, у пешеходного перехода, загорелся красный свет, автомобили рванули вперёд: иномарки обгоняли допотопные элдийские рухляди, ставшие изюминкой парадизского автопрома из-за случившейся год назад внезапной волны любви американцев к их экзотической старомодности. Микаса наблюдала за бурным течением машин, пока её взгляд не упал на человека, идущего по тротуару вдоль домов.

Она всегда узнавала его походку ещё издалека.

Тёмная макушка подплыла к пешеходному переходу, широкая ладонь прижалась ко лбу козырьком. Микаса сглотнула ком в горле и сдвинула вбок только что закреплённую на карнизе штору. Ей захотелось быть рядом с ним, идти по цветущим улицам и вдыхать полной грудью свою невозможную любовь. Эрен чуть развернулся и с воодушевлением посмотрел на белую шапку одной из яблонь. Микаса прижала к груди кулачок: «Продала… Продала, продала тебя! За этот чёртов дом. Продала за грёбаные дорогие тряпки! За гнусные фантазии о богатой, сытой жизни. Хорошо, что ты вовремя избавился от омерзительной меня».

Её взгляд упал на чугунную оградку под окном, на пикообразные балясины⁴{?}[фигурный столбик, ряд из которых составляет балюстраду.], покрытые чёрным лаком, сверкающим на солнце.

«Ты больше не будешь с ним дружить, ты больше не сможешь его любить. Это моё условие — моя цена».

В ушах Микасы раздался призрачный хруст вспоротой грудной клетки, налетевшей на блестящие чугунные колья. Зажёгся зелёный свет, и Эрен двинулся на другую сторону улицы. Голова Аккерман сделалась ватной и невесомой — покинутой всеми мыслями.

Микаса забралась на подоконник и подалась вперёд, готовая шагнуть вниз, но позади неё скрипнула дверь.

— Глупышка, ты уже закончила со шторами? — спросил её Дементьев. — Собирайся скорее, спектакль начнётся через полтора часа.

Она обернулась и посмотрела на него пустыми воспалёнными от слёз глазами, чернеющими на бледном лице.

Микаса больше не знала, чему молиться.

Вечеринка в доме Хоука вернула ей уходящую из-под ног почву.

Армин с трудом уговорил подругу прийти, обосновав это тем, что Джордан даже собирался принести ей извинения за прошлый год. Микаса понимала, что бывший решился на это лишь потому, что получил по морде от Эрена. Да и к чему лукавить? Она хотела вновь ощутить радость юности, хотела выпить с друзьями, с которыми редко общалась из-за того, что они в первую очередь были друзьями Йегера.

Микаса взахлёб болтала с Сашей и Конни, уплетающими куриные крылышки с пивом, и изредка поглядывала в сторону обжимающихся на противоположном диване Жана и Пик.

― Они всё-таки решили встречаться? ― Аккерман указала донышком полупустой бутылки в сторону целующихся.

― Ну, они говорят, что дружат. ― Конни, смешно выкатив глаза и поджав губы, развёл руками.

― Правда, это не мешает им сосаться при первом же удобном случае! ― хихикнув, добавила Саша. ― Поначалу я отговаривала Жана, мол, так неправильно, что за эмоциональные качели. Но, как выяснилось, качелей там никаких нет. Всё оказалось куда ржачнее: они договорились, что, если до тридцатника никого по-серьёзке себе не найдут, то поженятся. В ноябре они поцеловались на днюхе Армина, когда ты ещё не смогла прийти, помнишь? Отшутились тогда, что это авансом за тот предстоящий брак. Додики. ― Саша покрутила пальцем у виска. ― Короче говоря, они с тех пор прям такие друзья не разлей вода. И вот иногда тискаются, но до секса у них не дошло. Пик предложила ему притормозить, чтобы больно не делать, а Жанчик знаешь, что ей выдал?

― Нашла уши для сплетен, картофельная башка! ― с хохотом огрызнулся Жан, оторвавшись от своего приятного занятия.

― Так что ты выдал-то? ― сверкая любопытными глазами, надавила Микаса.