Вадим, достал из кармана пиджака телефон и набрал номер Гурова.

– Лев Иванович, это Попков! Вам удобно говорить? Лев Иванович, Ольгу Марченко убили из-за любви. Ну, не в смысле, что именно из-за любви, может, из-за ненависти или ревности. Но там нет никакого криминала, чисто бытовуха и отношения в их среде.

– Вадим, а какие у тебя основания так полагать? – спокойно спросил Гуров. – Почему ты так думаешь?

– Ну… э-э… – замялся оперативник, вдруг неожиданно осознавший, что все его красивые рассуждения не больше чем фантазия, и стройной системы доказательств или убеждения у него по-прежнему нет. – Ну… потому что.

– Серьезный довод, – согласился Лев и неожиданно засмеялся. – И на его осознание ты потратил половину дня? Ладно, приезжай. Ты на правильном пути, я с тобой согласен. Но мысли формулировать все же учись.

Ночь была темная и тихая. Непроницаемая пелена облаков еще с вечера затянула небо, и весь мир как будто накрылся ватным одеялом, не пропускающим ни свет, ни звуки. В тишине ночи стояли, не шелохнувшись, деревья, спали машины во дворах или приткнувшиеся к заборам в переулках. Здесь, на окраине Рязани, на берегу реки Плетенки, жизнь замирает, как только начинает темнеть. Небольшие частные дома, кое-где еще построенные в середине прошлого века. И новые коттеджи, гордо возвышающиеся над ними, распустив синие, коричневые, красные крыши.

Темная фигура скользнула вдоль забора и замерла. Небольшой переулок, который не освещался фонарями, спускался к реке. Здесь и асфальт был разбит, и заборы были попроще, порой старые деревянные и щербатые. Мужчина в черных джинсах, черной толстовке и в накинутом на голову капюшоне постоял в темноте, сливаясь с темной массой старого деревянного столба, потом одним движением перемахнул через забор и, присев на корточки, снова замер. Рядом по переулку прошли двое подвыпивших мужчин, что-то громко обсуждая. Темная фигура оставалась без движения до тех пор, пока мужчины не скрылись за поворотом. И только после этого неизвестный медленно, не издавая ни малейшего шума, поднялся на ноги и двинулся к дому.

Где-то в глубине небольшого старого бревенчатого пятистенка, обложенного силикатным кирпичом, горел свет. Скорее всего, ночник или бра в изголовье кровати хозяина. Мужчина в черном постоял у окна, а потом тихо, но настойчиво постучал в стекло. В глубине дома послышалась возня, потом звук упавшей табуретки. Мужской сиплый голос чертыхнулся. Зашмыгали тапки, и у окна появилась тщедушная фигура в вытянутой майке и со всклоченной шевелюрой.

– Э-э, это кто там? – настороженно спросил хозяин и откашлялся. – Чего надо?

– Финик, остынь, это свои! – тихим басом ответил гость. – Это Бизон. Открой, перекантоваться надо.

– Кто? – еще более насторожено прозвучал голос из-за окна. – Ты, Бизон? Откуда ты взялся-то? Чего тебе надо?

– Открой, Финик, – почти приказал гость. – Говорю тебе, мне в вашем городе податься некуда. Перекантоваться бы у тебя несколько дней, а потом я уйду. Ты не трясись, я на воле законно, просто проездом здесь. Старого кореша по зоне навестить решил.

Снова шаги, снова хозяин в темноте что-то опрокинул, какое-то ведро. Щелкнула задвижка, и дверь открылась. На пороге стоял худой, почти костлявый молодой мужчина в майке, которая была велика ему чуть ли не на два размера, в трико с невероятно вытянутыми коленями. Они почти одного возраста, но Бизон широк в плечах, мускулист и выглядел внушительнее, хотя и был на голову ниже хозяина дома. По лицу гостя пробежала понимающая усмешка:

– Ну, ты че, не рад, что ли? Или обиду на меня имеешь? Так забыли уже все, все мхом поросло и якутским снегом занесло. Если что, так я сам выполнял, что мне говорили авторитетные люди. Порядок, зона. А теперь мы с тобой вольные! Ну, так что, пустишь? Я и пожрать принес, и выпить, – и он тряхнул небольшой сумкой, которую держал в руках.

Финику показалось, что он сразу ощутил запах дорогой копченой колбасы, сала, черного хлеба, помидоров, холодной водочки. Он судорожно сглотнул и посторонился:

– Ну, ты это… заходи, че стоять-то.

Широкоплечий Бизон легко и бесшумно взбежал по ступеням и закрыл за собой дверь. В доме нехорошо пахло, но для отсидевшего человека это все мелочи. Бизон быстро и бесцеремонно осмотрелся, пройдясь по дому и заглянув в дальнюю комнату. На кухне он поставил сумку на стол и стал доставать продукты и выпивку. Финик не ошибся. И колбаса, и черный душистый хлеб там были. А еще зелень, помидоры, сало и водка. Бизон выставлял и говорил. О своей жизни, как после зоны его помотало по земле. Что он рад старым корешам, и надо забыть, если что плохое и помнилось. И что за это надо выпить. А потом как-то неожиданно стал расспрашивать хозяина, где и чем тот занимается, навещает ли его участковый, не надзирает ли уголовка. И вообще, один живет Финик или кто-то еще есть? И ждет ли он сегодня кого в гости, или завтра, или на днях?

Финик захмелел быстро. Он хорохорился, хотел показать, что все у него в полном порядке, что хоть и один, но есть у него баба, к которой он ездит в деревню пару раз в неделю. Тут недалеко, сто верст всего, но баба справная. Есть из-за чего ездить. А так – один. Да и спокойнее одному, никто над душой не стоит.

– Живи, Бизон, мне не жалко. Мы же кореша с тобой, – пьяно расплылся в улыбке Финик и протянул руку, чтобы обнять бывшего сидельца.

Но тут сильные пальцы Бизона сомкнулись на его запястье. Гость рывком развернул Финика к себе спиной, прижал к своей рельефной груди, и руки как тиски, стиснули его голову. Короткий рывок, хрустнули шейные позвонки, и Финик сполз со стула на пол. Бизон, придерживая мертвое тело, прислушался, потом выключил свет. Постояв и дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, достал из сумки черный пластиковый мешок, расстелил его на полу и стал упаковывать тело Финика. К этому дому и окружающей местности Бизон приглядывался три дня. Он знал, что из сеней дома есть выход на задний двор, где в запустении зарос травой бывший огород. Если спуститься ниже, то через полсотни метров выйдешь к реке. Река в этом месте делает изгиб, прямо напротив дома Финика приличный глубокий омут.

Упаковав тело, Бизон вышел на улицу, постоял под черным небом, потом осторожно двинулся к реке. Вот и удобное место. И камни есть большие. Если положить в мешок, то тело не всплывет, пока его чем-нибудь не зацепить. А тут ни лодки не плавают, ни работы никакие не ведутся. Надежно. Через час, приготовив на берегу несколько камней, Бизон вернулся в дом и вынес тело. Короткий тихий всплеск не привлек ничьего внимания. И даже ночная птица, которая шелестела крыльями в высоком кустарнике, не вспорхнула, не подняла шума. Ну, все, подумал он. Теперь у меня есть надежная и укромная нора на несколько дней. Сука, Финик! Отплатил я тебе все-таки. Приятное с полезным!

Гуров вошел в кабинет Савельева, когда за окном было уже темно. На столе горела настольная лампа и дымилась чашка с чаем.

– О, здравия желаю, Лев Иванович! – подскочил на стуле капитан. – Чаю хотите? Только сейчас заварил. Каюсь, мое слабое место! Не могу сосредоточиться вечером, когда устал, без чашки горячего крепкого чая. Лимон вот кончился, а то вообще было бы шикарно.