Продавец ушла, а Надежда задержалась возле запасного выхода, разговаривая по телефону. Экспедитора никто не встретил, он не знает, что делать, телефоны заказчика не отвечают. Другой связи с заказчиком у Надежды тоже не было, и пришлось разрешить экспедитору возвращаться на склад. Неприятно, дополнительные накладные расходы, но и такое бывает.

– Надежда Чихачева? – Дверь запасного выхода открылась, перед девушкой возник плечистый мужчина и предъявил удостоверение МВД. А в дверном проеме стоял полицейский с погонами капитана.

– Да! А что случилось? – Надежда стиснула зубы. Неужели еще что-то? Не многовато ли накладок для одного дня? Полиции только не хватало…

– Уголовный розыск. Я прошу вас проехать с нами.

– Уголовный розыск? – удивленно вытаращила глаза девушка. – Но я не могу, я на работе! У меня еще дела, мне нужно еще многое сделать до конца рабочего дня. А что случилось? Вы можете мне объяснить?

– Вам все объяснят, – жестко заявил мужчина и взял Чихачеву за локоть.

– А я не поеду, – попыталась она вырвать руку, но тут же на втором ее локте сомкнулись крепкие пальцы.

– Без шума, гражданка Чихачева! Я вам советую не оказывать сопротивления сотрудникам полиции, находящимся при исполнении своих служебных обязанностей. Вы задержаны! Учтите, что мы имеем право применить силу. Думаю, вам ни к чему такой концерт с наручниками и заталкиванием вас в машину. Было бы хорошо, если у вас на работе ничего не узнают, к вам же меньше будет вопросов от вашего начальства.

Когда Гуров вошел в кабинет начальника уголовного розыска, Чихачева уже сидела на стуле перед его столом, нервно теребя салфетку. Молчан с кем-то разговаривал по телефону, Попков с самым серьезным видом расположился на стуле у двери, как будто предполагал, что девушка попытается прорваться к выходу и скрыться. Лев подвинул стул и сел напротив задержанной. Положив руку на стол, он посмотрел девушке в глаза:

– Здравствуйте, Надя. Моя фамилия Гуров. Зовут Лев Иванович. Я – полковник полиции и приехал сюда из Москвы. Понимаете, что речь пойдет не о какой-то ерунде, а о вполне серьезных вещах?

– Я ничего не понимаю, – с мольбой в голосе ответила Чихачева. – Мне никто ничего не объясняет, меня притащили сюда, угрожали надеть наручники…

– Да, – кивнул Гуров. – И надели бы, если бы вы продолжали упорствовать и демонстрировать неповиновение. Еще раз повторяю, что дело серьезное, и нянчиться с вами было некогда. Просто не нужно демонстрировать свой гонор, а выполнять все, что предписано законом. А теперь давайте отвечать на наши вопросы. Причину, по которой вас задержали, мы назовем позже. Поверьте, лучше нам ее назвать позже, иначе потеряем много времени, и разговора не получится. Итак, в каких вы отношениях с Владимиром Порошиным?

– С Володькой? – недоуменно посмотрела на него девушка. – Ни в каких. Ну, знакомы мы с ним, в школе вместе учились. И все.

– Не все! Очень сильно не все! Вы были в одной компании, вы все были очень дружны, Порошин был в вас влюблен. Это не называется «мы просто знакомы».

– Но это было давно, еще в школе. – Надежда прижала руки к груди. – Понимаете, очень давно, мы были детьми. Детская влюбленность. Какое это имеет значение? И что вообще случилось, что с Володькой?

– Спокойно, – подал голос Молчан. – С Порошиным все в порядке, не считая перелома ноги. Он всего лишь у себя на стройке неудачно упал и лежит сейчас в больнице. Ему ничего не угрожает.

– Господи, ну тогда о чем вообще эти вопросы? – облегченно вздохнула Надя.

– В том, что Порошин человек крайне эмоциональный и не смог вам простить связи с Мухановым. Он жутко вас ревновал, и потому вышел из вашей компании, как он сказал.

– А вот это полиции не касается, – медленно с расстановкой произнесла Чихачева. – Полицию мои отношения с кем-то не касаются.

– Касаются, – кивнул Лев. – В некоторых случаях они полицию так касаются, что приходится и наручники надевать. Две девушки из вашей школьной компании погибли, Надя. Не просто погибли, а убиты! И не рассказывайте мне, пожалуйста, про отношения, которые никого не касаются. Нас очень касается, когда убивают из ревности, когда из чувства той же самой ревности себе вскрывают вены. Не должны люди в таком возрасте умирать, в вашем возрасте люди должны учиться, строить семью, растить детей. Но не умирать!

– Кто? Господи… – Надежда снова прижала руки к груди. Глаза ее уже не выражали испуг, они сделались черными и мрачными. – Кого убили?

– На днях мы нашли тела Ольги Марченко и Алисы Коноваловой. Кто это мог сделать? Вы были возлюбленной Алексея Муханова. Они тоже. Он спал с Марченко и Коноваловой?

Гуров специально говорил короткими резкими фразами, вбивая их в голову девушки. Он чувствовал, что прав Попков, они действительно сейчас находятся где-то рядом с разгадкой. Нужно сломать преграду, нужно разговорить девушку, заставить ее раскрыться, вытащить с ее помощью всю подноготную отношений этой странной компании. Без понимания всего этого допрашивать Муханова бесполезно. Нужны аргументы.

– Марченко? Сучка… Коновалова? Но Алиска-то тут при чем? Она всегда летящая была!

– Что с Марченко, говорите! Почему вы ее обозвали?

Чихачева подняла лицо. Ее глаза, темные и огромные, как два омута, были широко открыты. Она зажала рот рукой и отрицательно качала головой. Гуров испугался, что девушка неожиданно тронулась умом или закатит сейчас истерику, впадет в транс, из которого ее придется выводить с помощью медиков. Но Надежда все-таки заговорила:

– Да, любила его! Как можно было не любить девчонке такого смелого, самоуверенного, который на каждое слово имеет ответ, независимого, который ничего и никого не боится. Он был для меня идолом… и не только для меня. Мы его все боготворили. И я его боготворила… я ждала, страдала оттого, что была только другом ему… Мне хотелось большего, я ведь женщина. И когда он наконец увидел во мне женщину, я не смогла его оттолкнуть… Не смогла, не хотела отталкивать. Я… А потом это были муки… дикие, страшные муки! Понимать, что человек, который для тебя все, не только твой, что к нему в постель таскаются другие сучки, что его руки ласкают любую, кто только задерет подол! Глупо! Глупо! Глупо!

Она все же не сдержалась и разрыдалась. Гуров налил стакан воды и протянул девушке. Он уже понимал, что эта несчастная, пережившая все эти муки девушка здесь ни при чем. Ни при чем, но, может быть, знает что-то? Может быть, она знает, кто… И когда Надежда наконец успокоилась, он уже спокойно спросил:

– Кто мог убить девочек? Неужели у Муханова все еще толпы поклонниц, которые могут друг друга загрызть, чтобы только остаться у него единственной?

– Нет, – продолжая всхлипывать, ответила Чихачева. – Нет, конечно, у него таких девочек. Это все было подростковое, это все было в юности. А сейчас… сейчас мы уже взрослые девочки, умеем отличать алмазы от стекляшек. Нам теперь другое нужно, реальное, а не красивые глаза и самоуверенная походка. Вы простите меня…