Татищевский же голос в поэзии был, в отличие от пророческого блоковского, одновременно хрупким и сильным, изощрённым и предельно простым. В нём дышали XIX век с его изгибчивой формой (особенно Фет) и новые для нас тогда поветрия с европейского Запада (то, что воплотилось в сюрреализме). Это была поэзия отчасти сновидческая, полная большой, но совсем не навязывающей себя читателю культуры. И в этом заключалась её странная сила и одновременно уязвимость.

Я незаметно перешёл от воспоминаний об авторе «Светозвучия» к оценке стихов, так и не ответив на наивный, но неотменяемый вопрос: о чём эта крошечная книжка? Тогда, в 1919–1922 гг. было совершенно ясно, что это стихи о нас, перевёрнуто живущих в перевёрнутом нами самими мире. Но мир может быть перевёрнутым, если сохраняется некая точка отсчёта, «норма». Разница между временем, когда я впервые прочитал «Светозвучие», и тем, когда пишу эти строки, заключается в том, что «норма», «канон», «основание» видятся теперь навсегда разбитыми и опираться не на что. Всё интонационное новаторство и содержательная глубина «Светозвучия» повисают в воздухе произошедшей с нами и на наших глазах катастрофы, их просто нечем мерить. Они — даже для меня — только фрагмент частично уцелевшего в жадном огне и в ледяном ветре папируса, поддающийся только приблизительной классификации относительно места записанного на нём в утраченном целом, которое (целое) было вполне себе живо, когда под благоволящим оком революционной военной цензуры сборник был отпечатан в Петрограде.

«Светозвучие», о котором я пытаюсь написать нечто более или менее вразумительное, состоит из двенадцати небольших стихотворений. Странно, но приходится напоминать, в том числе и себе самому, о магических смыслах дюжины, необязательно календарных (сутки, разделяемые напополам, год).

1 См. илл. 2 — И. В.

2 См. илл. 3 — И. В.

«Светозвучие» было написано Татищевым как своего рода молитва, как заговор от подступавших бед, и, как таковой, этот цикл поразителен, ибо ни разу не превращается в нечто прямолинейное, не теряет своей суггестивной силы.

Илл. 3. Похороны Александра Блока. Процессия минует сожжённый Литовский замок.

Мы знаем, увы, что в бедствиях последнего времени не помогла и молитва. Произошло то, что должно было произойти.

Но как удивительно, видя вокруг лишь голод, болезнь, нечистоты, руины, повальную смерть, знать, что ещё двадцать лет назад была жива вера в возможность заклясть приближение этого словом.

Веры такой у нас больше не будет, как не будет такого слова (оно точно будет другим), но мне не хотелось бы, чтобы оно было с пренебрежением забыто. Ради этого и написаны эти заметки.

К тексту Г. В. Альфани хотелось бы прибавить буквально несколько строк.

Я не буду много говорить об очевидном:

во-первых, о стихотворном комментарии к стихотворному же тексту;

во-вторых, о замене в новом (комментирующем и переводящем прежний) стихотворном тексте разнообразного метрического репертуара «Светозвучия» на сильно прозаизированный, элиотовский по звучанию, свободный, а по сути, как и в написанных свободным стихом частях «Светозвучия», полиметрический стих с сильным креном в сторону трёхстопных размеров;

в-третьих, о замене точных и ассонантных рифм «Светозвучия» на безрифменность в комментирующих стихах.

Главное другое: говоря о «Светозвучии», автор «Незабытого поэта» Г. В. Альфани даёт к нему комментарий, касающийся не только формы, не чисто аналитический, а аналитико-творческий и смысловой. Удивляться тут особенно нечему: филологом по образованию он не был — насколько мне известно из архивных изысканий, изучал историю в Петроградском университете, а также слушал курсы по теории музыки и композиции в консерватории — а кроме того, хотел донести до читателя, если таковой обещал быть в будущем, именно смысл сказанного в «Светозвучии», по-своему интерпретировав его. Это — воссоздание нового и работающего поэтического текста по смысловому каркасу старого, взамен его — и есть перевод, притом перевод, при котором интерпретатор оказывается соразмерен интерпретируемому и, по сути, присваивает его, делает фактом собственной биографии.

I. «Неизбирательное сродство. Роман из 1835-го года» впервые опубликован в «Новом мире» (№ 9, 2017) и сразу же, в октябре 2017-го включён в короткий список Премии Андрея Белого.

II. Повесть «Острова в лагуне» впервые увидела свет в «Новом мире» (№ 3, 2013), текст переработан для настоящего издания.

III. Повесть «Ленинград» впервые опубликована в «Новом мире» (№ 8, 2010), отдельной книгой — в издательстве «Время» (Москва, 2012); выходили также переводы повести Эндрю Бромфилда (при участии автора) на английский с англоязычными примечаниями автора (Champaign — London — Dublin: Dalkey Archive Press, 2013), и Мирьяны Наумовской на македонский (Скопье: Бата прес, 2014). «Ленинград» отмечен премиями журнала «Новый мир» — за лучшую прозу 2010 года и премией «Новая словесность» (НОС) за 2011 год. Фильм по повести (2014; новая версия 2015) награждён дипломом «Белый слон» Гильдии киноведов и кинокритиков России на международном кинофестивале «Дух огня» в Ханты-Мансийске (2014), Гран-при и призом за лучший сценарий — на кинофестивале «Провинциальная Россия» в Ейске (2015).

IV. Дополнение к «Ленинграду» «Незабытый поэт» появилось в «Новом мире» (№ 1, 2014). В настоящем издании публикуется новая, переработанная редакция дополнения.