пристроилась к полноценному стаду коров, бредущему по дороге к ближайшему водопою, и стала рассказывать то, о чем сообщил ей Подслушиватель. Стадо начало нервно пережевывать информацию, спотыкаться на ровной дороге от удивительных новостей, и в искаженном виде передало пережеванное уже другому стаду, возвращавшемуся с водопоя, а коровы последнего, разойдясь вскоре по огромному лугу, где паслось множество стад, разнесли все услышанное по округе, и, таким образом, на плоскости и под сводом очень быстро распространились всякие небылицы, сущности принялись беспрестанно мычать, ржать и реветь, обмениваясь якобы новостями, и даже бараны и козы заголосили на своих малых кругах, неся околесицу, не понятную никому. Эхо усиливало и разносило в пространстве, по всем столбам, кругам и дорогам, это ужасающее своей бессмысленностью многоголосие, превратившееся в конце концов в скотский гул, который заполнил эфир, сотрясая даже наши, пастушеские тела… Мы, Пастухи, ужаснулись!.. Мы не могли справиться с этим явлением!.. Но, к счастью для всех, великий Хозяин, уже имея опыт с козлом, для которого уже был сделан загон, названный Малым отстойником, изловил с помощью Пастухов палевую сущность на подходе к ковыльным степям и отправил сюда, изолировав этот вредоносный источник информационного зла не только от стада, но и от нас, Божественных Пастухов, запретив нам вступать с этой Химерой даже в самые безобидные разговоры и отобрав у нее способность мычать, чтобы другие коровы, по случаю проходящие мимо, не понимали сообщений из потустороннего мира, — вой этой Химеры никому не понятен. Эфир успокоился, умиротворенность вернулась. Правда, два гурта несчастных коров успели сойти с ума, — не хочу вас расстраивать описанием этого состояния, — и теперь находятся в длительной изоляции, до полного обретения себя… Два полноценных стада послушных, высокоудойных коров, не очень-то говорливых, но жадных до всяческих новостей, не лишились ума, но стали давать молоко, которое тут же скисало, навоз же этих коров приобрел запах зловонности, от которого шарахались даже козлы, — и до сих пор оба стада выпасаются на дальних лугах, на целебной траве — говорят, молоко уже не скисает, но с навозом — беда!.. Целый табун коней, на лету ухватив порцию пережеванной информации от ревущих быков, унесся в пустыню делиться новостями с верблюдами и там до сих пор плутает в отсутствие воды и привычного корма — двадцать две кобылицы то и дело заскакивают в пустыню и делают по ней большую петлю, разыскивая этот табун по просьбе Божественных Пастухов, способность которых управлять скотиной теряется на границе ковыльных степей и песчаных барханов… Были и еще прецеденты… И только Подслушиватель, не зависящий от воли Хозяина и лишь приставленный к нему высшими силами, не перестал общаться с этой Химерой, передавая её сообщения из иллюзорного мира напрямую Хозяину, который, как правильно полагает Подслушиватель, откуда бы не исходили разные новости и какого бы рода они ни были, не будет сходить с ума, давать молоко, которое тут же скисает, и убегать к верблюдам в пустыню…

— Мне, Пастух, очень хочется кушать, — вдруг сказала Рябинка, — и я вижу слева наплыв аппетитной травы, но присутствие поблизости нереального разума, чуждого обыкновенной корове, вызывает во мне ощущение какой-то опасности, существующей, но невидимой, так что никакую траву не заставишь меня жевать рядом с этим загоном, и, пожалуй, я дослушаю вас и помчусь от этого места всеми своими копытами…

— Ты, Рябинка, права, потому что реальность этих созданий и в то же время какая-то эфемерность настораживает и нас, Пастухов, как будто бы сочетание это представляет собой то, что в проекционной иллюзии именуется радиацией, про которую мне рассказывал пастух Николай, сетуя, что понятием этим пропитано все молоко его любимых коров и, употребляя его, он добавляет в него опилочные напитки, нейтрализуя невидимую опасность… Я, например, Рябинка, хотел бы скрутить большую козу, да и вообще пополнить хоть чем-то курительным свой опустевший кисет, но опасаюсь навоза этих коров и даже сена, к которому они постоянно притрагиваются. Все Пастухи обходят со своими стадами этот неприятный загон, но телок первого круга мы просто обязаны познакомить на плоскости с нежелательным, и поэтому дослушай меня до конца и тогда уже мчись, Рябинка, всеми своими копытами на дорогу — разрешаю тебе возглавить в этом быстром движении гурт.

40. Химера под номером три. Данте на небе и его несчастная дочь

— Итак, черно-белая особь, — продолжил Пастух, — Химера под номером три, не воспользовалась своей привилегией гулять в одиночестве, не совершая кругов, а пристроилась к полноценному стаду и, как рядовая корова, начала двигаться в нем, проходя столб за столбом, пасясь на лугах в сообществе своих новых подруг, знакомясь с быками и вроде бы постигая Божественную реальность тем взглядом, который возникает у сущностей после прохождения нулевого столба. Единственное, чем она отличалась, как заметил Пастух, приставленный к этому стаду, было то, что она то и дело уходила в потустороннюю нереальность, на что, впрочем, имела, как сущность второго круга, полное право. Обычно коровы используют эту возможность: уйти в никуда и вернуться из ниоткуда, то есть побывать сущностью в одной из своих проекций, — только для развлечения, иной раз даже из баловства, как будто играя в своих же призраков, рассеянных по нереальному миру в разнообразных менталитетных скоплениях, и, возвратившись, быстро забывают о том, что делали в этом мире и кем побывали. Несуществующий мир для полноценных коров подобен игрушке, которой они забавляются в своих мыслях, не относясь к ней серьезно, но с тем же сами не понимая, что, переигрывая с этой игрушкой, заносят в плоскость буквально заразу: в виде несуществующего искаженного, оттенков проекционного словоблудия и даже иллюзорных понятий, — из-за чего мы, Пастухи, с высшего одобрения Хозяина немедленно отправляем запутавшуюся скотину на исправление мозгов. Химера же номер три, названная поначалу Фемидой, не подчинялась общим законам, и, зная об этом, а также о том, что она может по своему усмотрению двигаться в стаде или покинуть его, Пастух, сопровождавший коров, не обращал никакого внимания на ее частое пребывание в нигде, думая, что это не его ума дело — думать об этой корове, самим великим Хозяином объявленной чем-то вроде святой. Пастух этот, помимо пастьбы, обслуживал также плантации общего пастуховского табака, и, когда стадо, набив животы, разлегалось для отдыха где-нибудь на лугу, он отлучался по табачным делам, оставляя коров на попечение вроде святой, почему-то считая, что в присутствии этой коровы другие коровы не позволят себе никаких выкрутасов. Сначала эта Химера озадачила Пастуха тем, что, пока он возился с грядками