Девочка стиснула Машину ладонь, призывая к молчанию. А та ивовсе дышать перестала, не сводя испуганных глаз с Бахтияра, который металсяуже совсем близко и готов был сделать стойку всякую минуту. Еще пять-шестьшагов – и безошибочное, почти чрезъестественное чутье наведет его на куст,скрывающий добычу! Надо отходить, пока не поздно. Перебежать на цыпочках вон туизумрудную поляну, скрыться в темном ельнике, выждать…

Она приложила палец ко рту и повернулась к девочке,отчаянными движениями головы и всего лица показывая, что надобно спешно бежать.Та кивнула, и, взявшись за руки, они невесомо попятились, не спуская глаз сБахтияра, который, на счастье, ринулся к другому кусту, потом повернулись – иопрометью бросились бежать по изумрудной траве, однако, сделав три-четыре шага,обе ухнули в ледяное объятие внезапно разверзшейся болотины.

* * *

Маша и крикнуть не успела, как погрузилась с головой, но тутже коснулась ногами тверди и подалась всем телом ввысь, вынырнула, хватилавоздуху, открыла глаза. Рядом кипела-баламутилась вода – она протянула руки,зашарила вслепую, наткнулась на что-то бьющееся, теплое, потянула ввысь:девчонка, слава богу, живая! Та со всхлипом тянула в себя воздух, давиласькашлем. Маша, едва стоявшая на своей спасительной кочке, держала девчонку навесу – в воде она была легкая, вот ежели бы не рвалась так…

– Тихо, тихо! – прошелестела Маша, еще не забывшая последнейсвоей заботы: во что бы то ни стало скрыться от Бахтияровой слежки. – Радигоспода, молчи!

Девчонка вытаращила на нее свои узкие глазки – верно,вспомнила, как они прятались, – и прижала ко рту ладонь, пытаясь заглушитьнадсадный кашель. По-прежнему поддерживая ее, Маша огляделась.

Вот же угораздило! В двух шагах твердая земля, а здесьгибельная чаруса. Зеленая, обманувшая своей красотой и видимой прочностью ряскасмыкается на глазах, затягивает глянцево-черные оконца воды. А стужа, стужа-токакая! Недолго выдержать, вот так-то стоя.

Зуб на зуб уже не попадал, но страшно не было: земля в двухшагах. Худо-бедно, выберутся. Вот только ушел ли Бахтияр? Может, не слышал, невидел?.. Ох, напрасны надежды! Вон он, стоит у самого края болотины, глядит,глазам своим не веря, на две женские головы, торчащие из воды, словно кочки.Сила нечистая! Из-за него ведь они здесь очутились – а напрасно. Неужто непопасть нынче к Сиверге? Неужто пропал день из-за Бахтияровой прыти?

Ладно. Раз уж он все равно их заметил, можно не стеречься.Теперь главное – из болота выбраться, а там, может, и удастся от Бахтияраотделаться, не то – запретить ему за собой идти, только и всего.

– Ай, джаным, джаным, джаным!

Черкес наконец вышел из оцепенения, подбежал к краю чарусы,протянул ружейный приклад, но Маша не тронула его, а толкнула вперед девочку:синеватая бледность, залившая детское лицо, невидящие, расширенные глазанапугали ее. Она вдруг вспомнила, как кто-то рассказывал: вогулы не спасаютсвоих тонущих, веря, что если дух воды позвал к себе человека, то не стоит емуперечить. Маша остро пожалела, что не вогулы были там, на расшиве, с которойкинулась она в Волгу, надеясь отыскать покой… И тут же девочка вновь забилась,задергалась в ее руках. Боже ты мой, да ведь она каждую минуту прощается сжизнью, думая, что дух воды вот-вот заберет ее!

– Держи ее, Бахтияр! – крикнула Маша и засмеялась отрадости, увидев, что детские руки мертвой хваткой вцепились в приклад.

Лицо Бахтияра исказилось брезгливой гримасой, однако он безспора потянул ружье, и через несколько мгновений девочка, громко всхлипывая,упала на твердый берег, вскочила на четвереньки, поспешно отползла подальше отчарусы и уже с облегчением простерлась на земле.

Теперь пора было выбираться самой. Холод сковывал тело, еслиэтак дальше пойдет, Маша ни рукой, ни ногой не сможет шевельнуть. Да и теперьне может: юбка прилипла к ногам, спутала их, будто сеть – щуку.

Маша качнулась на своей шаткой опоре, с трудом продвинуланогу вперед: не удастся ли как-нибудь дойти до берега, пусть и по горло в воде?

Дыхание перехватило – ох, как холодно, как холодно! С силойповела вокруг руками, пытаясь согреться. Наверное, придется принять помощьБахтияра, как ни противно. Самой не выбраться, ясно, а Сиверга ждет!

Однако, вытащив девочку, Бахтияр больше не опускал в водуружье.

Маша взглянула недоумевающе: да что такое? Стоит, уткнувдуло в землю, опершись о приклад, смотрит – глаза горят, – как она мернокачается, покорная тяжелой воде, будто болотное растение: взад-вперед,влево-вправо.

– Я тебя уже спас однажды, помнишь? – Голос Бахтияраизменился до неузнаваемости. – Помнишь?

Маша чуть опустила подбородок к воде, но и от этого легкогодвижения едва не утратила равновесия и не канула плашмя в воду. Какое тяжелое,каменно-тяжелое тело! А Бахтияр – что задумал?

– Помнишь! – повторил он. – Да. И я помню. Спас тебя – ночто получил взамен? Ты бежишь меня, отвергаешь, я для тебя отвратительнеепоследней твари! И вот теперь помаячил перед тобой только образ, только призрак– и ты ринулась за ним. А он обманул тебя, другую взял взамен. – Бахтиярзадыхался, пропускал слова. – Зачем мне тебя спасать, скажи? Ты лицо утрешь,юбку отряхнешь – и побежишь к этой джайган [63]! А я снова останусь забыт. Ядля тебя – прах под ногами! Был ведь я свободный джигит – а влачился за тобойпо всем бедам, чая отрады. Ты меня отринула, отвергла. Ты через меняперешагнешь и через мертвого. Не хочу тебя делить ни с кем: ни с живым, ни спризраком. Лучше уж ты на моих глазах в болоте утонешь, чем снова будешь у менясердце вырывать!

Маша глядела на него, расширив глаза. Только взгляд ещеповиновался ей, и то изумление, которое выразилось в этих чистых, прекрасныхглазах, заставило Бахтияра хрипло закаркать, что означало смех. Но невесел былтот смех, нерадостен.

– Один шайтан знает, как эта ведьма Сиверга тебе смоглаживого покойника показать, но я его тоже узнал! Ты к нему живому рвалась –теперь к мертвому. Но не будет того! К мертвому уйдет – мертвое. Вот слушай:или слово дашь, что за меня замуж пойдешь нынче же, и тогда я тебя из водывытащу, или… или я буду стоять на берегу, смотреть буду, как тебя болотовозьмет.

* * *