И вроде как оживилась игра после этого. Даже вышла отличная атака — как мелом по доске расписали, по линеечке. Пас на третьего — полузащита отрезана, Дако рвется вперед, Дзюба сзади на подыгрыше — и вот уже штрафная площадка!

Вот же!

Бить! Бить и добивать!

А вот и нет. Молодой лохматый Коровьев (смешная фамилия, прямо из книжки) в длинном красивом подкате в штрафной площади без всякого нарушения правил сыграл чисто в мяч. И не выбил даже! А забрал! Вот тебе и ноунейм из Первой лиги! Как такой талант остался без моего внимания? Или это разовое везение?

Парень вскочил с мячом, обыграл налетающего Дзюбу и — пас вперед! И опять Тюкавин понесся. Теперь он бил сам. Но к штрафной его не пустили, а к дальним ударам я уже готовился. Уф…

В общем, по игре выходило, что ничуть наши не сильнее. Вот этот Коровьев — просто монстр какой-то! Он же потом еще пару раз такое проворачивал: красивый жесткий и точный подкат — и забирал мяч. И Тюкавин носился от своих ворот до наших, как заводной. И Уткин с его пасами и ударами. И Осипенко… Наши даже как-то поблекли на их фоне.

Самое же противное, что, похоже, «наелись» наши бегунки. И крайние, и полузащита. Поэтому любая потеря мяча на чужой половине поля — и сразу атака один в одного или даже с их преимуществом в численности. В конце Денисов и вовсе опустился в одну линию с защитниками — иначе просто рвали нас. Я напрыгался, как обезьяна в клетке. Руки мне отбили дальними ударами — Уткин у них силен, силен… По угловым они были впереди. То есть вышло так, что как бы не мы в этой игре «отскочили».

Сыграли с большим трудом на ноль. И ползли после игры, как после проигранного финала какого-то. И самим муторно тренеру в глаза смотреть — поняли, что ни фига мы не сильны. Всегда найдется тот, кто сильнее.

Еще два дня мы играли в том же темпе, по два матча, в нашей команде поменяли Дако на Кокорина, Денисова на Гонгадзе. Потом то ли тренеры поняли, что погорячились и рискуют нас загнать, то ли достигли своей задачи. Объявили общий сбор и ознакомили с новым распорядком: о, радость! У нас выходной, экскурсия по городу и поход в горы, к крепости — все по желанию. Ну конечно, нам надо восстановиться, так нагружаться нельзя.

Рина сказала бы, что, если перегружать организм и не давать ему восстанавливаться, он начинает себя разрушать.

Тренеры с нами не поехали, назначили старшим Денисова, выделили нам экскурсовода.

Весь день мы бродили по старому Сопоту, фотографировались, и лазали по горным тропам, глядя на кружащие над головами «крылья», и поднимались на канатной дороге вместе с парапланеристами, везущими эти самые крылья в горы, чтобы разогнаться на склоне и взлететь.

Подъем был, можно сказать, пологим, голову не кружило от высоты — детство вспомнилось, когда катался на «ромашке». По мере продвижения к вершине, трава стала ниже, начал попадаться снег в овражках, лед, перемешанный с камнями.

Десять минут — и вот климатический пояс сменился, мы будто домой вернулись, в зиму. Взгляду открылись сияющие снежные вершины вдалеке, золотистые от солнца, а не белые, между которыми молочной рекой текли облака.

То ли горный воздух так подействовал, то ли мой организм понял, что ослабили вожжи, и можно восстанавливаться — я еле дополз до столовой, подкрепился — и на боковую.

А со следующего дня началась пертурбация: футболистов отправляли из команды в команду, ставили на непривычные позиции, и там они проводили два-три дня, некоторые приживались, некоторые возвращались на свои. Только команда привыкнет к новой расстановке — снова перемены. Единственной константой остались вратари.

Как шутил Микроб, не команды меняли вратарей, а вратари — команды. Федора сразу же отправили к «синим», где он отлично сыгрался с Тюкавиным, Сэма — к нам, Дзюбу — к Кокорину. И лишь к концу второй недели ребят перестали гонять туда-сюда, зато стало более-менее понятно, кто войдет в основной состав. Ну, мне казалось, что понятно, а как будет на самом деле, никто не говорил. Вполне возможно, играть с итальянцами мы поедем предварительным составом, и тренеры до последнего будут держать интригу. Я бы рискнул и приправил неопределенностью футбольное событие столетия — возвращение СССР на спортивную арену. Пусть до последнего не знают, чего от нас ожидать.

Но, с другой стороны, это риск: основной состав не успеет сыграться.

К последней неделе остались две сильные команды, «красные» и мы, «желтые». Точнее я, из стареньких остался только Шемберас, к нам вернулся Денисов и уже под конец перевели Микроба.

У «красных» остался Акинфеев и Пиняев. Команда пополнилась лучшими защитниками: Коровьевым, Евгеньевым, Зобниным, который больше не косячил, как в той первой игре с нами. Не так уж и дефицитна оказалась позиция защитника, вон, сколько на нее талантов!

Наш Лозовой, к которому я уже привык, отправился к аутсайдерам.

Второй день основной состав играл предположительно с запасными. Осталось понять, к кому отнесли нас, «желтых», ведь мы сражались на равных, а сегодня, за пять дней до отправления на родину, так и вовсе показывали чудеса мастерства.

Микроб рвал и метал, без труда обходил защиту и пытался бить. Нападающие тоже летали и лишь Евгеньев давал им достойный отпор. Будто бы Коровьев и Зобнин (снова, да) договорились подыгрывать нашим. Если бы играли команды-соперники, я бы так и подумал, но тут мы соперничали иначе — за позицию!

Снова Зобнин чудил… Ну как непрофессионально пропустил Микроба! Если бы он был нашим — убил бы его…

И тут закралась кое-какая догадка.

А может, это не Зобнин с Коровьевым чудят, а Евгеньев — улыбчивый белобрысый парень, которого в ЦСКА гноили на скамейке? Достойный и сильный игрок, шутник и балагур.

Конкуренция — за позицию. И внезапно Евгеньев смотрится лучше Коровьева, которому обычно нет равных.

Вспомнилась блондинка-Лика. Неужели…

Прозвучал свисток на перерыв. А вот и проверю. Я целенаправленно зашагал к Евгеньеву, тот заметил меня и вроде как напрягся, натянул на лицо обезоруживающую улыбку.

— Тебе сегодня нет равных, — в ответ улыбнулся я, включил эмпатию… и чуть ментально не оглох — на меня обрушился липкий ком его желаний.

Они напоминали густой бульон, где всплывет то «хочу быть лучшим», то «я говно, и они это поймут», «я молодец, никто не заметил».

Вот это «никто не заметил»