— Да, можешь проверить…

Тешевич подошел к Хеленке, наклонился и вдруг, не в силах преодолеть нахлынувшее состояние, совсем по-детски ткнулся лицом в теплые женские колени…

* * *

По всей поверхности воды на мелкой волне играли радостные солнечные блики. Берега озера сплошь заросли камышом, и только в одном месте, там, где лежал Яницкий, они расступались, открывая двадцатиметровую полосу чудного пляжа. Лежа на золотистом песке и чувствуя, как утренний холодок отступает, а солнышко греет все сильнее, Шурка наслаждался.

Как всегда, дивное местечко нанюхал Чеботарев, и они с Яницким, оставив душную по летнему времени Варшаву, перебрались сюда, в пансионат пани Зарицкой. При этом полковник (как оказалось — страстный рыболов) прихватил с собой удочки, а Шурка в свою очередь, чтоб не скучать, — молодую и очень миловидную содержанку, которую он завел себе в самое последнее время.

Сейчас она, расстелив прямо на траве скатерть, хлопотала у этого импровизированного стола, домовито выкладывая из предусмотрительно сложенной еще в пансионате корзинки всякую снедь. Сам же полковник, устроившись на краю пляжа, сидел на раскладном, специально принесенном стульчике и удил рыбу, норовя забрасывать удочку под самые камыши.

Как ни странно, но на ихнем отдыхе настоял не кто иной, как капитан Вавер после того, как Шурка (по весьма настоятельной рекомендации Чеботарева) дал согласие на службу в качестве консультанта русского отдела. И только оказавшись здесь, в тихом и уютном пансионате пани Зарицкой, Яницкий осознал, насколько он утомлен и разочарован.

Теперь он хорошо понимал, что все последнее время в нем жило подспудное ожидание. Должно же было случиться хоть что-нибудь такое, отчего бы весь этот морок под ударом праведных сил рухнул, сгинувши раз и навсегда! Нет, конечно же Шурка знал, для многих все упиралось в простое материальное благополучие, но ему-то нужно другое…

Да он, поручик Яницкий, готов на все, чтобы возродилась былая держава. Большая, великолепная, сильная. Ведь это ее обломки сейчас таким тяжким грузом легли ему на душу и никак не дают себя ни сбросить, ни забыть. И как ни пытался Шурка избавиться от этого ощущения, оно только куда-то пряталось на время, но не проходило.

Не помогали здесь ни сохранившийся варшавский особняк, ни отчаянный поход за кордон, ни свадьба брата, на которую в первое время Яницкий возлагал столько надежд. Пожалуй, только сама Хеленка пробудила в нем что-то такое, что и привело к появлению в жизни Шурки смазливой девчонки Зи-Зи, которая сейчас возилась у него за спиной…

Нет, несмотря ни на что, поручик Шурка Яницкий не хотел верить Чеботареву и даже сейчас, угревшись на теплом песке, вновь и вновь перебирал все в памяти, стремясь хоть чем-то опровергнуть выводы полковника. Но стоило только связать воедино гибель гвардии, отречение государя и приказ номер одни, как мысль упрямо возвращалась к тому, что тот прав…

Сам же Чеботарев, преспокойно сидя на своем стульчике, напряженно следил за подрагивающим перышком поплавка. Шурка оперся на локти и, приподнявшись, хотел было окликнуть полковника, но тот вдруг сорвался с места, рванул удочку, и очередной подлещик затрепыхался в руках удачливого рыболова.

Тут же, насадив добычу на кукан[66], Чеботарев пустил рыбешку в воду и повернулся к Яницкому:

— Ты чего такой сосредоточенный, Шура?

— Да все думаю, господин полковник, думаю…

— И о чем же? — улыбнулся Чеботарев.

Скорее всего, солнечное утро и удачная рыбалка особым образом подействовали на полковника, наверное, поэтому он был настроен предельно благодушно. Это не укрылось от Яницкого, и Шурка, привыкший видеть полковника всегда собранным, если не сказать настороженным, решил воспользоваться ситуацией.

— Да у меня в голове как-то не укладывается… Пускай все, что вы мне говорили, правильно… Но ведь Запад же помогает нашим? Польша, понятно, страна сопредельная, опасаются… А тогда почему Франция?… Да и Англия тоже?

— Эх ты, политик… — усмехнулся Чеботарев и начал аккуратно сматывать удочку.

Потом он немного помолчал, закончил крутить удилище и, только воткнув крючок в пробочку поплавка, ответил:

— Во-первых, на Западе хватает влиятельных людей, понимающих всю опасность большевизма, но им приходится считаться с так называемым общественным мнением. Однако альтруистов там нет, а что касается реальной политики, то тут еще проще. Помогают, чтобы создать побольше проблем большевикам, а заодно и избавится от таких, как мы. И это тебе, Шура, во-вторых…

Все благодушие Чеботарева враз куда-то исчезло, и Шурка искренне пожалел, что так некстати испортил полковнику настроение, снова зацепив столь больную для них тему.

Не зная, как поступить, Шурка встал, и тут неожиданно к нему на помощь пришла Зи-Зи. Закончив приготовления к завтраку, женщина, явно соскучившаяся по вниманию, сошла с травы на песок и, остановившись шагах в десяти от занятых разговором мужчин, капризно спросила:

— Пан полковник, мне уже можно немножко поплескаться?

— Ну разумеется! — снова заулыбался Чеботарев. — Иди купайся, на сегодня рыбная ловля кончилась…

Откровенно рисуясь, Зи-Зи пошла в воду. Модный, туго облегающий ее тело купальник никак не скрывал всех прелестей фигуры, а наоборот, как бы выставлял их напоказ. Проводив ее взглядом, Чеботарев бросил удочку в траву и покрутил головой.

— Шура, откуда у тебя эта краля?

— Из Львовского борделя, — криво улыбнулся Шурка и пояснил: — Мне, господин полковник, адюльтер ни к чему, ибо наша революция всю романтику из моей головы вышибла, а жениться я и вовсе не собираюсь, так что Зи-Зи — временное решение.

— Уж не Вавер ли помог?

— Не знаю, — пожал плечами Яницкий. — Может, она и «Ваверовский граммофон», но, во всяком случае, у меня с ней честная договоренность, поскольку цветочную лавочку в предместье я ей обеспечил.

— Ну что ж, пожалуй, правильно, — согласился Чеботарев и, начав раздеваться, предложил: — Давай-ка, Шура, и мы искупаемся.

— Согласен, — рассмеялся Яницкий и спросил: — Да, а как называлась та речка, в которой мы вместе плавали?

— Пачихеза… — рассмеялся Чеботарев и, пробежав мелководье, плюхнулся в воду поближе к радостно завизжавшей Зи-Зи.

Купанье проходило весело. Зи-Зи, притворяясь маленькой девочкой, шалила и барахталась, Шурка, нырнув к самому дну, подцепил рака и пугал им подружку, а Чеботарев, развеселившись не хуже Яницкого, то изображал моржа, то, отфыркиваясь, рычал и колотил себя в грудь как орангутанг.

Веселиться кончили только тогда, когда тарахтевшая где-то неподалеку подвода остановилась возле самого пляжа и пожилой усатый мужик в темной жилетке поверх синей рубахи, спросил: