– А Факир? – занервничалаСофья. – Вдруг он язык распустит, начнет требовать денег за молчание,пригрозит рассказать газетам о планах Константина Львовича?

– Пусть попробует, – с хорошослышимой угрозой протянула Лидия, – я времени зря не теряла, навелакое-какие справки. Скажу «близнецу» нужные слова, он подожмет хвост и смоется.

– Лида, ты потрясающе умна, – спридыханием сказала Соня, – как мне повезло иметь такую сестру! С тобойлюбая проблема не страшна!

– Пошли домой, – велела Лидия.

Нина Олеговна кинулась в кусты сирени, онаиспугалась, что дочки завернут за гараж и увидят ее, но сестры поторопились подругой дорожке к особняку.

Нина Олеговна – очень впечатлительнаянатура. С трудом переставляя ноги, она добралась до машины, попыталасьдозвониться до мужа, услышала фразу: «Абонент временно недоступен» и вернуласьв «Виллу Белла».

«Ничего, – думала потрясенная НинаОлеговна, – скоро Костя приедет, и мы обсудим ужасную новость. Может, ябрежу? Или у меня галлюцинации?»

Чтобы слегка успокоиться, Нина Олеговнаприняла валокордин и внезапно крепко заснула. Утром, около семи, ее разбудилаЛида, неожиданно оказавшаяся в спальне.

– Мамочка, – дрожащим голосомпроизнесла дочь, – ты только не волнуйся. Вчера очень поздно папа заехалдомой, поел, и ему стало плохо.

Из-за спины сестры выдвинулась Соня.

– Мамусечка, крепись, папочку повезли вклинику, но по дороге.. он... он...

– ...умер! – всхлипнула Лида.

Вслед за младшей сестрой истерически зарыдаластаршая, откуда-то материализовался Вадим, появились врач, две девушки в белыххалатах. Началась суматоха, кто-то делал укол Лиде, кто-то Соне, кто-то мерилдавление Нине Олеговне и подносил ей остро пахнущую микстуру.

Супруга бизнесмена покорно глотала снадобье иоткликалась, когда ее звали по имени. Но в душе у Нины Олеговны царила пустота.Лишь спустя несколько часов она осознала: подслушанная беседа не былагаллюцинацией, Лида оказалась не просто решительной, она не стала ни минутытянуть с осуществлением задуманного. Нина Олеговна никогда не посмеетзаикнуться об убийстве мужа, и молчать ей придется не из-за любви к детям (эточувство в одну секунду и навсегда покинуло Пронькину), а потому, что ни однадуша не поверит вдове Константина Львовича, ее сочтут сумасшедшей и запрут вклинике…

– Нет, – вдруг закричалаСоня, – нет! Неправда!

Денис остановил запись.

– Что-то не так?

– Молчи, – приказала Лида, –говорить будем лишь в присутствии адвоката.

– Не хочу тебя слушать, –возмутилась Соня, – неужели мама считала нас убийцами папы?

– А это не так? – хмыкнулМаксим. – Не было беседы в гараже? Нина Олеговна оболгала дочерей?

Лицо Софьи пошло пятнами, она опустила головуи с трудом призналась:

– Нет.

– Мы очень занервничали, когда папаизложил свой легкомысленный план, – вступила в беседу Лида, – онпридумал несусветную глупость! Заменить себя двойником! Да тут у любого человекаум за разум зайдет, я не понимала, что предлагаю!

– Мы просто болтали, – всхлипнулаСоня, – это обычный разговор.

– И как я сам не догадался, – безовсякой улыбки протянул Макс, – нормальное дело для девочек: побалабонитьязыками на тему скорейшего убийства горячо любимого папочки.

– Поймите, – взмолилась Соня, –мы обожали родителей!

Денис усмехнулся, Лида сжала кулаки.

– В тот день, не успев дойти до дома, мыпоняли, что несли чушь! Нас охватил стыд, мы поклялись никогда не вспоминать осцене в гараже. Тут приехал папа, сел ужинать, ему стало плохо. Все!

– Тело кремировали, – уточнилМаксим, – эксгумировать нечего. Следов яда теперь не найти. Девочки,снимаю шляпу! Но вы плохо знали свою маму! Давайте дослушаем запись. Лампа,почему ты молчишь?

– Хочу дослушать рассказ Нины Олеговны доконца, – ответила я.

– Это пожалуйста, – кивнулМаксим, – кстати, если кто задумал схватить диктофон, вышвырнуть его вокно или раздавить каблуком, то может не стараться, у Дениса сделано несколькокопий. Ведь правда?

Тщедушный очкарик молча кивнул и снова включилзапись. Исповедь Пронькиной продолжалась.

– Я пребывала в ужасном состоянии ипыталась найти хоть какую-нибудь точку опоры, но с каждым днем мое гоределалось все громаднее. Софья и Лидия умело скрывали свои истинные чувства, припосторонних они изображали скорбящих дочерей, но дома забывали о трауре:слушали музыку, смотрели телевизор, носили яркую одежду, а на Новый годустроили вечеринку. Я впервые не стала ставить спектакль, но дочери созвалитабор и плясали до утра.

Соня повернулась к Лиде:

– Сколько раз я тебе говорила: она на насдуется, надо поговорить по душам, а ты лишь отмахивалась: «Ерунда, онапереживает из-за смерти папы!»

– Кто же знал, какая чушь царит у нее вголове, – огрызнулась Лида, – нет, она точно разума лишилась! Что заабсурдные обвинения! «Смотрели телевизор!» Мы обязаны интересоваться новостями!А тридцать первого декабря в доме собралась узкая компания, и никакихоргий с фейерверком и буйными танцами мы не затевали. Выпили шампанского,поболтали о пустяках и разошлись.

– Нам следовало быть более внимательнымик маме, – всхлипывала Соня, – она в новогоднюю ночь даже невысунулась из своей спальни, сослалась на головную боль. И вообще, этотвоя идея!

– Ты о чем? – заморгала Лида. –Компанию мы созывали вместе.

Софья сгорбилась.

– Я говорю о папе. Ты начала тот разговорв гараже, и вот теперь мы расхлебываем его последствия!

Лида вскочила с дивана, постояла мгновение ибросилась к сестре.

– Девочки, брейк! – приказалМаксим. – У вас еще будет время подраться в камере следственногоизолятора.

– Мы туда никогда не попадем! –взвизгнула Лидия. – Сейчас не сталинские времена!

Соня тихо заплакала.

– А если нас арестуют, то непременноразделят, в одну камеру не сажают тех, кто по одному делу идет. Я умру безЛидочки, я ее люблю, не выдержу без нее...

Лидия обняла сестру.