Яков проводил Станислава в Арсенал, в солдатскую чайную, где отдыхали после смены бойцы и можно было найти и опросить тех, кто дежурил в день и ночь перед убийством Казинидис. Опрос занял много времени. Как оказалось, Нелли в таким виде, как она была в день своей смерти, не видел никто. Как эта невидимка оказалась в Алмазном фонде?

«Алмазная невидимка», – подумал Крячко.

Вечером напарники подвели итоги.

– Ее хорошо знают в музее, – начал первым Гуров, – неповторимая Нина Петровна, уборщица в Оружейной палате, рассказала, что наша Нелли работала у них… уборщицей.

– Э… А я-то думал, что смогу тебя удивить тем, что, расспросив бойцов, я выяснил, что ее никто не видел.

– Да. Полгода. Правда, под другой фамилией. Нужно запросить ее личное дело в отделе кадров. Работала она там под самой распространенной фамилией Петрова, – продолжил рассказ Гуров. – Оказалось, что ее очень даже хорошо знали все смотрители, гардеробщицы и другой персонал хозяйственных служб. – Гуров вспомнил, как хвалили Нелли.

– Получается, левые документы? – Станислав откинулся назад на спинку кресла и немного покачался, сцепив пальцы рук на затылке.

– Нет, документы чистые. Технари переправили мне ее документы, у нее два паспорта. В греческом у нее фамилия Казинидис. Не подкопаешься, паспорт чистый. А вот российский оформлен на фамилию мужа. И поэтому ее, скорее всего, не видел никто из бойцов. Она была там совсем в другом облике. Уборщицы даже в Кремле самые незаметные и в то же время незаменимые люди.

– Она снова вышла замуж? Или… – Стас выпрямился, – гениальная схема.

– Именно. Повторяю, в российском паспорте у нее указана фамилия Андрея.

– Чета Казинидис-Петровых… Как ты думаешь, а он сам-то жив? Или где-то очень удачно прикопан, так, что и костей уже не найти? Орлов говорил, что данных о его приезде нет, но и живым-то его давно не видели, – задумался Крячко.

Гуров покачал головой:

– Не знаю. Но я не стал бы делать ставки на то, что он причастен к ее убийству. Нина Петровна также сказала, что Нелли как-то раз оговорилась: раньше она часто посещала лекции в Оружейной палате, еще когда училась. Нелли помнила всех лекторов. Они до сих пор работают в фондах Музеев Московского Кремля, как сказала Нелли Нине Петровне, если кто-то отработал в этом музее больше пяти лет, то покидал музей уже только вперед ногами. Самое интересное, что многие хранители тоже помнили Нелли, по словам моей собеседницы. Она часто замечала, что они здоровались, разговаривали о чем-то.

– Это можно проверить? – Станислав не стал уточнять, есть ли список сотрудников музея, знакомых с убитой, у Гурова. Он даже не сомневался, что есть.

– Да, тогда еще участники лектория записывались в специальные тетради, – проговорил Лев Иванович. – Тетради хранятся в архиве библиотеки музея. Но как ты понимаешь, поднимать эти материалы для нас специально никто не будет. Так что завтра я снова отправляюсь в Оружейную палату. Заодно со мной согласился встретиться один из хранителей коллекции драгоценных металлов из Оружейной палаты, а потом из Алмазного фонда. Нужно будет понять, связана ли пропажа бриллианта с убийством. А ты проработай подрывников. Список сотрудников тоже проверил, завтра они должны быть на работе, переговорю с ними.

Станислав кивнул. Он рассказал Гурову о том, что Яков Платонович также крайне заинтересован в быстром расследовании дела и готов помочь всем, чем нужно. Флешку с записями отдали техническому отделу. Комендант передал записи всей ночи перед утром убийства. На всякий случай.

Напарники чувствовали, что их убийство очень глубоко идет корнями в прошлое. Конечно, Нелли связана с делом «Голден Ада», может быть, ее убили именно из-за бриллиантов. Может быть, хотели наказать таким образом ее мужа? Нарочно сделав из ее смерти шоу. Возможно, и такое тоже бывало в жизни сыщиков, когда всплывали якобы погибшие от несчастных случаев.

Остаток дня Гуров посвятил тому, что собирал информацию о других участниках «Бриллиантового дела», и, как оказалось, многие мелкие исполнители и участники, те, чьи имена не были указаны в прессе, но были в разработке спецслужб, либо покончили с собой, либо погибли при невыясненных обстоятельствах, точно так же как и братья-соучредители «Голден Ада». Это тоже склоняло чашу весов в сторону убийства из мести. Но было что-то еще.

Лев Гуров привык доверять своему чутью. Он составил план и решил, что на следующий день отправится по следам Нелли.

Чем больше напарники влезали в это дело, тем сильнее Гуров погружался в пучину воспоминаний.

– Что не так? – спросил Крячко, заметив, что друг часто смотрит в окно, но видно, что мыслями он очень и очень далеко.

– Оказывается, я хорошо помню ее работы. Знаешь что. Давай-ка сгоняем в одно место на Арбате. Подрывником и всем остальным займемся завтра. Хочу познакомить тебя с одной старой знакомой, чую, нам в этом деле придется обращаться к ней не один раз. Очень вовремя я вспомнил про нее.

Несмотря на то что Старый Арбат уже несколько раз менял свой облик, кое-что не менялось. Его задворки. Маленькие закрытые улочки и дворы, где очень хорошо ощущалось дыхание прошлого. Кованые невысокие ограды палисадников, деревянные скамейки у подъездов. Павильоны «Пресса» и «Цветы», низенькие дома прятались в тени новоарбатских высоток, как под надежной защитой от посторонних глаз.

В одном из дворов играло радио. Откуда-то пахнуло котлетами и фаршированным перцем. Станислав неожиданно для себя вздохнул. Как-то очень быстро люди стали отвыкать от того, что в центре Москвы сохранились вот такие вот уютные улочки, где живут обычные люди. Где еще читают книги, включив уютный торшер, пьют чай, а вечером идут выгуливать собаку.

Лев Иванович очень надеялся, что художественная галерея «Три кита» не сменила свой адрес. И оказался прав. Еще в девяностые галерею открыла Баронесса. Все так и звали ее «Баронесса», уважительно и с большой буквы. Сразу после перестройки хозяйка галереи, согласно ее же легенде, приехала из Парижа. И объявила себя одной из внучатых племянниц княжны Марии Романовой, той самой, которой удалось бежать на английском корабле через Крым в Англию. Где она прожила до глубокой старости.

Юркая, обаятельная, говорливая и баснословно богатая, Аглая Романова (кто же в здравом уме сменит такую фамилию) взяла под свое крыло начинающих и голодных художников и стала им помогать, пытаясь создать новую, уже постсоветскую, интеллигенцию. Она устраивала им выставки сначала для пробы, в Восточной Европе и странах Прибалтики, а потом самых продаваемых художников вывозили в США. Там в то время была мода на художников родом из СССР. Среди них попадались настоящие таланты, и до