— Все, — едва выговорила Поппи. — Все знают.

— Я сейчас приеду, — ответила Рози.

Тем утром в школе Поппи только-только повесила куртку и рюкзак, повернулась и увидела Марни Элисон и Джейка Ирвинга, которые делали вид, будто пытаются не дать ей увидеть, как смеются над ней, на самом деле позаботившись, чтобы она — и все вокруг — увидели, что именно это они и делают. Если бы Поппи их проигнорировала, то выглядела бы дурой. Если бы спросила, над чем они смеются, то выглядела бы дурой. Если бы стала колотить обоих рюкзаком, пока из носов не хлынул бы кровавый фонтан, как у китов, ее бы отстранили от занятий. Поэтому она постаралась сказать как можно меньше — всего один слог, но он вмещал всю капитуляцию Версальского договора, о котором им рассказывали на обществознании.

— Что?

— Мы слыхали, что ты парень, — хмыкнула Марни.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица, головы, груди и ног и устремилась в сердце, точно извержение вулкана.

— Что?..

Опять этот слог — тот, что напрашивался: Пни меня.

— Мы слыхали, — театрально зашептал Джейк, — что у тебя есть гигантский член.

— На самом деле, наверное, маленький, — сказала Марни.

— Наверное, — согласился Джейк.

— Не хочешь ничего сказать? — Марни каждый день мазалась тушью и фиолетовыми тенями для глаз. Поппи гадала, разрешают ли ей родители, или она красится после того, как приходит в школу. Крохотные бусинки черноты скругляли кончики ресниц, делая их похожими на крохотные лакричные леденцы на палочках.

— У меня нет… эмм… — Поппи не смогла заставить себя закончить это предложение.

Марни с Джейком переглянулись.

— Она говорит, что у нее нет «эма»? — спросил Джейк.

— Значит, как я понимаю, «эма» у нее нет, — ответила Марни.

— Если только она не старается скрыть свой «эм». Или стыдится. Или знает, что ее «эм» омерзителен.

— Все «эмы» омерзительны. — Марни толкнула Джейка, который толкнул ее в ответ — игриво, словно то, что они сейчас делали, было игрой, а не уничтожением тщательно выстроенной, идеальной жизни Поппи. Она направилась следом за ними в класс, села за свой стол и постаралась сосредоточиться.

За обедом Агги плюхнулась на обычное место с обычным подносом с обычным меню: прямоугольник пиццы, горка картошки фри, зеленое яблоко «гренни смит», шоколадное молоко.

— Ты просто не поверишь, что они о тебе говорят, — сообщила она, словно то, что они говорили другим детям, было не тем, что говорили Поппи. — Марни Элисон и Джейк Ирвинг рассказывают всем, что ты парень!

Натали подавилась соком так, что он брызнул у нее из носа, но не из-за смеха, а просто чтобы показать как можно доходчивее, насколько абсурдным находит это предположение. Поппи восприняла это как жест доброты, которым оно и было.

— Да щаз! Ты же самая популярная девочка в классе. Марни просто завистливая.

— И подлая. — Ким разбирала свой сэндвич на составные части, чтобы съесть по одной, как делала каждый раз: мясо, потом сыр, потом хлеб. — Марни и Джейк — придурки. Всем наплевать, что они там болтают.

— Но все об этом говорят, — серьезно отчиталась Агги. — Кара Гринбург даже спросила, видела ли я когда-нибудь твою «штуку», когда ты ночевала у меня.

— Надеюсь, ты сказала: «Вот еще, конечно, нет»? — спросила Ким.

— Я сказала: «Это не твое дело», — ответила Агги.

— И то правда, — кивнула Натали, — но, может быть, если бы ты сказала, они бы оставили нас в покое, — ПАНКи осознавали, что они в одной лодке. Если Поппи пойдет ко дну, то потащит за собой всех. Так устроена жизнь в десять лет.

— Сказала им что? Я никогда не видела… «штуку» Поппи.

— Нет у нее никакой «штуки», — сказала Ким.

— Может, сказать: «Мы не пялимся друг на друга в голом виде, когда устраиваем ночевки. А у вас что, принято по-другому?» — предложила Натали. — Тогда они устыдятся и просто отстанут.

— Не отстанут, — возразила Агги.

И тут между коленками Поппи под столом вынырнул Кит Райс.

— Я ее вижу! Я вижу ее штуку!

Поппи пнула его, он пополз прочь, и девочки принялись вчетвером пинать его. Тот вылез из-под стола с прозрачными полосками салата, прилипшими к коленям, с кусочком картошки, расплющенным, как кожица какого-то фрукта, растертым по лодыжке, с поднятыми руками и громкими протестами:

— Я просто ищу информацию для статьи! Читатели имеют право знать!

Кит вел блог начальной школы, грубый эквивалент «Шестой страницы»[22], используя его как прикрытие для всевозможных каверз.

Поппи была почти уверена, что он не мог ничего увидеть. На ней были плотные колготки, а ноги скрещены. Но она не была уверена полностью.

— Грязный извращенец, — фыркнула Ким. А потом повернулась к Поппи: — Ты чего не ешь?

Та словно сложилась пополам всем своим существом, держа ланч-бокс на коленях, поверх своей… ну, скажем, штуки… но не могла заставить себя открыть его. И помотала головой.

— Пошли, — сказала Агги. — Идем на улицу.

На игровой площадке ПАНКи собрались вокруг Поппи. «Ты такая красавица», — говорили они. «Конечно же, ты девочка», — говорили они. «Марни Элисон — такая тупая дура», — говорили они. «Чего только люди не придумают», — говорили они. А не говорили вот чего: «Кому какая разница, что там у тебя в трусах?» И не говорили: «Даже если бы у тебя был пенис, это не важно. Мы все равно любили бы тебя». И не говорили: «Мы знаем тебя и знаем, кто ты на самом деле». Поппи знала, что они ничего этого не говорят, потому что не знают, что это нужно говорить. Но поскольку они этого не говорили, ей становилось все страшнее и страшнее, и поэтому одноклассники начали верить, что Марни Элисон, пусть и дура, возможно, была не так уж неправа. В противном случае разве Поппи не посмеялась бы над этим, разве не сказала бы, что это просто глупость и вообще смешно, разве не доказала бы, что действительно является той, кем они ее считали?

В спортзале кто-то крикнул:

— Поппи, а тебе не следовало бы стоять на другой стороне вместе с мальчишками? — И все расхохотались.

На уроке здоровья, когда они разбились на две группы для полового просвещения, кто-то поднял руку и сказал:

— Миз Нортон! Мне некомфортно оттого, что Поппи будет с нами! — и все расхохотались.

На математике Джош Эдисон пожаловался, что домашнее задание заняло целую вечность, и мистер Мохан сказал: