Посланников создавали устойчивыми к вакууму. И нужно было как-то тестировать эту устойчивость, собирать данные по исследованиям и разрабатывать стратегии, позволяющие ее повысить. Очевидно, без экспериментов на живых объектах было не обойтись. Сколько же человек простилось с жизнью в этой камере?

В любом случае их станет на одного больше, если Тамара не поторопится.

Снова удар по стеклу, такой же сильный, но я уже почти не обратил на него внимания. Поднял взгляд – Тамара почти прижалась к перегородке носом. И взволнованно что-то говорила, пытаясь произносить слова как можно четче. Я силился их разобрать, но не мог.

Тогда она ткнула пальцем на экран и повторила несколько раз слово «НЕТ». Это было уже понятнее. Либо компьютер перестал работать как положено, либо ей не удалось найти кнопку выключения. Или же для выключения не было отдельной кнопки, как для включения.

Я надавил ладонью на стекло, примерно на уровне глаз. На руке проступали вены – толстые, выпирающие, синие. Я мог бы поклясться, что вижу, как они, пульсируя, вздрагивают. Это было отвратительно. Как будто прямо под кожей ползали голубоватые червяки.

– Не нравятся они мне, – заявил я.

Тамара снова постучала и, добившись, чтобы я поглядел на нее, недоуменно свела брови. На всех языках это означает «чего-чего?».

А, ну да. «Говорите». Протянул руку, нажал кнопку – правда, не сразу по ней попал.

– Червяки у меня в руке. Они мерзкие, – повторил я, безуспешно стараясь говорить членораздельно. – Грызут ходы там, внутри. Мне это не нравится.

Судя по выражению лица, Тамара сильно пожалела, что переспросила.

Я поднял руку показать ей. Это почему-то оказалось очень тяжело. Через пару мгновений рука безвольно повисла вдоль бока, а я тупо на нее пялился. Потом подумал: если руке настолько легче, когда она висит, то, может, и самому стоит присесть? И тяжело сполз на пол.

В стекло резко ударили чем-то тяжелым, я даже вздрогнул. Глянул туда, и увидел Тамару, с мрачной решимостью сжимающую в руке дубинку. Вот она широко замахнулась и ударила снова. Конец дубинки с силой врезался в стекло.

Оно завибрировало так, что Тамара едва удержалась на ногах от отдачи. Бесполезно, подумал я, только вывихнет себе плечо. А на стекле не осталось ни трещинки.

Но она замахнулась еще, потом еще и еще. Тяжелые удары странным образом сливались с грохотом пульса у меня в ушах. Я опустил голову на колени, тяжело дыша в выемку между ними и животом. Но, как ни старался, наполнить легкие уже не мог. А решетка в стене позади меня все сосала и сосала воздух.

И вдруг грохот стих. Я с трудом приподнял затуманенную голову. Такую тяжелую, словно череп из костяного стал металлическим. Глянув через стекло, я увидел, что Тамара отошла чуть подальше и целится в него из пистолета.

Дубинка не нанесла ему никакого вреда. Пуля, может, и пробьет, но скорее срикошетит и попадет в саму Тамару. А на звук выстрела сбегутся все чудовища, сколько их ни на есть. Я глядел на нее и тупо не мог вспомнить, как сказать «не надо». Ни на каком языке.

Тамара мрачно, упрямо сжала губы. Палец дрогнул на спусковом крючке…

И вдруг опустила руку, обернулась к двери. По лицу, меняя его почти до неузнаваемости, разлилось огромное, непривычное облегчение. В зал, сияя темно-синим, вошел Индиго.

Быстро глянул на Тамару, потом сразу на меня. Темные глаза-омуты широко распахнулись. Рука метнулась к шейному кольцу. Ряд быстрых темно-синих вспышек, одна долгая.

Жди, смутно вспомнился мне тот небольшой урок в библиотеке. Только сейчас он сказал это в темно-темно-синем цвете.

Значит, более вежливая форма. Не просто жди, а подожди, пожалуйста.

Что-то зашипело, как горячее масло. Громкий гудок прорвал муть у меня в голове, как кулак тонкую бумагу. Шипение сзади прекратилось, и в следующий миг в легкие хлынул воздух. Уши, глаза и даже лицо как-то странно, болезненно сдавило.

Я лежал на полу барокамеры и даже не помнил, когда успел упасть. От каждого вздоха было мучительно больно. Индиго склонился надо мной, неловко сжимая одной рукой нож, все еще раскаленный докрасна. Значит, он прорезал стекло. Что-то громко, пронзительно звенело – хотя, возможно, всего лишь у меня в ушах.

– Он в порядке? – спросила Тамара. Я слышал ее словно через слой ваты и даже потянулся к уху вынуть то, что глушило звуки.

Индиго перехватил мою руку, опустил обратно.

– Да, в порядке, – ответил он, тоже невнятно. – Шон, нужно уходить. Скоро система самовосстановления пришлет ботов, ликвидировать повреждения.

– О матерь божья! – еле слышно выдохнула Тамара.

Значит, звенело и гудело вовсе не у меня в ушах. Да и датчики на панели слетели с катушек – все как один мигали алым. Это был сигнал тревоги, и он означал, что с минуты на минуту здесь будут агенты Сновидца.

– Ладно, – прохрипел я пересохшим ртом. Индиго протянул мне свободную от раскаленного клинка руку, помог встать на ноги. А потом и вылезти через дыру в стекле, которое по краям еще чуть краснело от жара.

Тамара ждала нас в зале. Глаза у нее как-то странно блестели, по лицу плясали тревожные красные отблески. Как и было задумано, внешнюю дверь она заперла, чтобы сюда не пробрались «дети».

– Поверить не могу, что ты умудрился запереться в барокамере.

– Кнопку ты нажала, – выдавил я. Говорить было больно.

– Скорее, – поторопил Индиго, но я почти не услышал. И просто переставлял ноги, цепляясь за его руку.

Прошли, называется, тихо и незаметно. От «детей», может, и оторвались, зато на этот звон и красные огни сейчас сбегутся все манекены в радиусе ста миль.

Через пару минут Огнеглазка обогнала Индиго и пошла впереди, уверенно ориентируясь во мраке огромного лабораторного комплекса. Уши и глаза у меня болели, а пол под ногами словно бы качался. Индиго уже несколько раз не дал мне упасть. Его огни ровно сияли, освещая путь. Но я не мог подсвечивать фонариком – не хватало сил держать руку на весу.

Мы остановились так резко, что я аж вздрогнул. Индиго сказал что-то совсем невнятное. Тамара возразила, ее голос звучал громче и четче, но я все равно уловил какие-то обрывки:

– …надо остановиться…бежать, нельзя, чтобы он спотыкался. Дайте ваш прибор для первой помощи.

Тут Индиго потянул меня за руку вниз, заставляя сесть на пол, и они продолжили шепотом ругаться у меня над головой. Улавливал я только половину слов, а понимал и того меньше. Дожили: представители Республики и Марии Нова яростно спорят, что делать с раненым кийстромцем. Просто с ума сойти.

Тамара, видно, все-таки добилась своего. Присела напротив меня, поставив рядом прибор для первой помощи. Приподняла обеими руками мою голову, нащупала уши.