– Тааак, – протянул я. Сновидец, оказывается, чинил только саму электронику, а маркировку по большей части не трогал – она так и осталась стертой и выцветшей. – Сейчас поглядим, где тут что…

– Получится закрыть? – спросила Тамара, встав в дверях с дубинкой наготове. Я представил, как она, услышав шаги, теряет голову от страха и бьет в лицо входящего Индиго.

Да ну, бред: она, когда боится, не размахивает бестолково руками, а, наоборот, замирает.

– Наверняка, только дай мне пару минут. Надо найти нужную кнопку. Как она может называться? «Дверь», «закрыть», «заблокировать»? Их здесь так много, трудно выбрать правильную.

– Так сосредоточься, и получится.

– Мне проще, когда я рассуждаю вслух, – отозвался я.

Кнопок действительно оказалось очень много. И стало еще больше, когда зажглись новые экраны. И нигде не было маркировки вроде «закрыть переднюю дверь, чтобы кровожадные детишки своими многочисленными зубками не перемололи в пыль ваши косточки».

Наконец я решил выбрать центральный экран панели. Вошел в древнее, подвисающее меню, начал листать, и тут по глазам ударил яркий луч света откуда-то спереди.

– Шон? – окликнула меня Тамара. Я опустил ладонь, которой заслонил глаза, и сощурился.

Свет загорелся в маленьком кабинете. Сам по себе не особо яркий, меня, за все эти дни привыкшего к темноте и жалкому лучу фонарика, он ослепил почти до боли.

Зато стало видно, что в той комнате на стене есть еще панель, металлическая. А на ней – маленький выключатель.

Случиться могло все что угодно, а Индиго остался позади, совсем один против стаи «детей». Надо было, как говорится, разделяться и властвовать.

– Тамара, – окликнул я, и она подошла тихо и быстро, не опуская дубинки. – Пойду проверю выключатель вон там. – Я показал на стену за стеклом. – А ты пока попробуй здесь, хорошо? Надо нажать всего пять кнопок.

– Как? Я же не знаю аменга.

– Смотри. – Я взял ее руку, поднес к панели в нужном месте. – Вот это означает «закрыть», это «запереть». Потом вот эти. – Я указал ее пальцами на основной экран, пестревший текстом на аменге. – Это меню, здесь точно есть какая-то команда, связанная с дверями. Понажимай вот эти кнопки.

Тамара коротко кивнула. Я отпустил ее костлявое запястье, положил рядом с панелью фонарик и устремился в залитый ярким светом кабинет.

Он действительно был крошечный, чуть больше чулана. Судя по затхлому воздуху, корабельная система вентиляции сюда не выходила. Двух шагов хватило, чтобы оказаться рядом со стеной и внимательно рассмотреть пластину. Там была одна-единственная маленькая кнопка и ячеистая решетка над ней.

«Говорите» – гласила надпись возле кнопки. Значит, опять не то. Я развернулся, чтобы выйти обратно, и в тот же миг дверь кабинета стремительно выехала из стены и с тихим шипением закрылась, отгородив меня от основного зала.

Здесь, внутри, ни ручки, ни рычага не было. Я постучал в стекло, разделяющее нас с Тамарой, хотя она уже и сама глядела на меня широко раскрытыми глазами, снова напоминающими фонарики.

– Может, выпустишь меня?

Она покачала головой, потом беззвучно что-то сказала.

Да нет, не беззвучно – это я через толстое стекло ничего не слышал. Вот, значит, для чего нужна та кнопка. Я снова шагнул к панели и нажал ее.

– Слышишь меня?

Тамара энергично закивала и снова что-то произнесла, но я опять не услышал ни слова.

– Поищи с той стороны такую же панель, – попросил я. – Пока не нажмешь на ней кнопку, я тебя не услышу. Должно… а, ладно, не важно. Можешь нажать любую из кнопок, которые уже нажимала, и выпустить меня?

Тамара сурово зыркнула на меня и вдавила в панель сразу два пальца.

– Окей, так не получается, – признал я. – Но я хотя бы сейчас в большей безопасности, чем ты. Попробуй пока остальные три. До возвращения Индиго надо выяснить, как закрыть внешнюю дверь. А потом уже эту откроете.

Она кивнула и сделала какой-то странный жест: провела пальцем по стеклу словно вокруг меня.

– Что? – не понял я.

Она сердито сощурилась, резко ткнула пальцем в меня, потом указала на свои глаза, потом снова обвела окружность. И наконец, отчаявшись, козырьком приложила ладонь к глазам, словно моряк, озирающий водную гладь.

Выглядело очень по-дурацки.

– Тут, кроме меня, ничего нет. Но если настаиваешь, я проверю, – пообещал я, пряча усмешку.

Тамара вновь склонилась над панелью, а я развернулся спиной к стеклу и принялся ходить взад-вперед по крошечному кабинету. Пара шагов в одну сторону и пара в другую – его ширины едва хватило бы, чтобы улечься на пол, не касаясь стен. Но ничего, я видел комнаты еще меньше. И не только здесь, на корабле, а и во многих квартирах в столице Республики. Так я успокаивал себя, одновременно разглядывая стены и потолок. Там тоже ничего интересного не нашлось, только в дальней стене виднелась небольшая решетка, от которой доносилось тихое шипение и вроде бы тянуло легким сквозняком. Наверное, включилась система очистки воздуха, только и всего.

Сзади раздался глухой стук. Я обернулся и увидел за стеклом Тамару. Убедившись, что я смотрю, она широко развела руки и произнесла одними губами: ничего.

– Ничего не сработало? – переспросил я, опершись на стекло. – Совсем?

Только сейчас я ощутил, какое оно толстое. Тамара не отводила от меня внимательного взгляда, моя тень как-то так падала на нее, что лицо казалось встревоженным.

Свет, лившийся из моего окна, освещал, хоть и неярко, весь зал за спиной Тамары. Он был действительно просторный, на одной стене виднелась треснутая плита – видимо, грифельная доска. На полу валялись остатки пластиковых стульев, гнутые железки и осколки стеклянных столешниц.

А на стене рядом с внешней дверью, почти незаметный под слоем многовековой пыли, висел еще один панельный компьютер, совсем небольшой.

Нажав кнопку селектора, я сказал:

– Тамара, посмотри, позади тебя, рядом с дверью, которую надо закрыть, висит еще одна панель, чуть ниже уровня глаз. Нет-нет, выше. Да, я имел в виду свои глаза.

Мне вдруг стало необъяснимо смешно оттого, что она ниже меня ростом. А Бриджит это всегда так бесило! Она была ростом примерно с Тамару, то есть довольно высокая, но я все-таки был выше. Мог взять какую-нибудь нужную ей штуку, поднять над головой и держать, а Бриджит прыгала, пытаясь ее у меня выхватить, как маленькая злобная собачонка.

Как же она это ненавидела. А меня ее злость забавляла. Утром того дня, когда они все погибли, я снова это устроил, просто чтобы ее позлить. Получилось – она чуть не лопалась от ярости. Вот так мы и пообщались в самый последний раз: она страшно злилась, а я смеялся над ней.

Мне не хотелось думать об этом, не хотелось вспоминать. Жгучий,