— Нет, Трей, — не задумываясь, ответил старший амаир, напряженно наблюдая за тем, как Икрей аккуратно убирает растрепавшиеся локоны с девичьего личика. — А что твоя интуиция говорит?

Младший, которому был адресован вопрос, поднял на Равенеля задумчивый взгляд. Мысленно он явно был где-то далеко.

— Натерпимся мы с ней, но в одном согласен с Треем. Она точно не шпионка. Слишком прямолинейна для этого.

— Или умело демонстрирует себя нам именно такой. Завтра разберемся, давайте спать.

На следующий день Равенель смог разобраться лишь в двух вещах. Во-первых, уровень дара у принцессы оказался весьма большим, и она не очень хорошо справлялась со своей магией, когда злилась. А поводов для злости у девушки хватало. И во-вторых, Шарлинта нравилась Икрею, и он вел себя рядом с ней, как озабоченный подросток, у которого голова отключается из-за прилива крови к другим частям тела. И первое, и второе — было немало проблемой. И если с приступами злости и плохого настроения у принцессы вполне успешно взялся разбираться Трейвент, то поведение Икрея приходилось жестко пресекать. Правда, младший все равно успевал ляпнуть что-нибудь, от чего принцесса вся вспыхивала. Приворотные зелья и артефакты на амаинтов не действовали, да и при обыске в вещах принцессы ничего похожего найдено не было. Драконья ипостась не позволяла подчинить трехипостасного даже сложными заклинаниями. Никакого особого опыта в соблазнении мужчин у девушки не было. Вряд ли слугам в Чардифе и королевским охранникам, сопровождавшим их в начале пути, внушили ложную информацию о принцессе, чтобы амаинты могли их прочитать. А из этих сведений следовало, что жила девушка очень замкнуто, общалась с молодыми людьми только в рамках официальных балов и приемов, куда ее допускали, надо сказать весьма нечасто. И Равенель почти готов был согласиться с тем, что хитрить девушка неспособна, но предпочитал еще понаблюдать. Тем более смотреть на Шарлинту было приятно и интересно, особенно когда она пыталась скрыть собственные чувства. То ли от них, то ли от самой себя.

Нелепое нападение Примжит Тьерн вновь вернуло им ледяную принцессу. Ту самую, которую они наблюдали в первые минуты после представления в тронном зале Чардифа. Получается, девочка просто надежно прячет свои маски — одну за другой. Остается вопрос какая же из них настоящая. А еще волновало то, что ни один из них не успел среагировать на неожиданное нападение. Равенель ожидал истерики по этому поводу от девушки, но ее не последовало. Получается, что Шарлинта на их защиту и не рассчитывала, поэтому восприняла бездействие, как само собой разумеющееся. Как будто всегда сама несла за себя ответственность, а не ходила в сопровождении личной охраны. Это было чревато куда более серьезными проблемами, чем чувство вины и уязвленное самолюбие. Девочка, надеясь только на саму себя, наверняка попадет в беду. Слишком сильна ее вера в собственные силы, и слишком далеко ее представление о жизни от существующих реалий. Тепличный цветочек, пусть и с колючками, беспомощный перед уличными сорняками.

Ее родство с двиртийским императором стало неожиданностью, притом не самой приятной неожиданностью. Амаинты имели на руках брачный договор, подписанный обеими сторонами по всем правилам и законом Веллории, но все равно опасались. Трудно требовать соблюдение этого договора, если невеста скроется где-то на огромной территории империи, да еще, если сам правитель ей в этом помогает.

Равенель ждал претензий, но девочка, видимо, не жаловалась на них, а император не собирался что-то предпринимать, чтобы расстроить этот брак. Он пытался рассказать амаинтам больше о принцессе, об особенностях ее характера, о непростых взаимоотношениях с магией, о том, как можно в этом помочь. А когда девочка потеряла сознание, не рассчитав собственных сил, помогая Дэру, ругался на весь этаж, перепугав прислугу таверны. И Равенель понял, что если что-то по их вине случится с принцессой, отвечать они будут не перед королем, а перед дедом Лин.

Может, поэтому он не напомнил Шарлинте, что нужно сообщить императору о нападении на нее мага. Явно человеческого мага. Он исчез за то время, пока они успокаивали девочку и провожали ее в комнату. Отвлекать принцессу поцелуями Равенелю понравилось. Лин оказалась теплой, отзывчивой, маняще вкусной. Но вновь не давала покоя мысль о том, насколько естественна вот эта уступчивость и теплый отклик? Неужели девочка настолько быстро смирилась со своей судьбой? Или все же хитрит и пытается войти в доверие для чего-то?

В любом случае подчинять Шарлинту силой Равенелю больше не хотелось. Он мог бы подобрать ключик к ее щитам, но амаиру больше нравилось, как мягко и незаметно приручает принцессу Трейвент — к своему присутствию, голосу, прикосновениям. Вариант силового воздействия Равенель решил оставить на крайний случай, если по-другому не получится.

Странно, но девочка все же смогла его удивить. Она терпеливо сносила все тяготы непростого путешествия в осеннюю непогоду. Не жаловалась на примитивную, однообразную еду. Как будто не замечала отсутствия комфорта во время ночевок. Обходилась одним комплектом одежды, который постоянно чистила магией. Порой даже слишком терпеливо сносила. Готова была замерзнуть, но не признаться в этом амаинтам. Хорошо, что у Трейвента были способности феникса. Не стонала, не жаловалась, сохраняла дружелюбное спокойствие. В основном.

Единственное исключение составлял сам Равенель. Почему-то в его присутствии в принцессе появлялось напряжение — физически ощутимое, болезненное для обоих. Нел старался ограничивать свое личное общение с девочкой. Было неприятно наблюдать, как всякий раз замыкалось ее личико, едва они оказывались вместе на одной лошади, как вместо улыбки в глазах появлялось что-то иное, совсем нерадостное, как каменели узкие плечики и спина, изо всех сил держащие пусть и крохотную, но дистанцию между их телами. «Что с ней?» — не выдержав, однажды мысленно спросил Нел среднего брата. «А почему ты не узнаешь это у самой Лин? Она вот-вот заплачет, если тебе это интересно. Но да, я пристрастен». Сарказм Трея был неприятен, хотя Равенель не мог не признать, что феникс имеет на него полное право. После его недоверия. Но старшему амаиру нужно было думать не только о чувствах братьев и маленькой принцессы, но и о благополучии дома. Он много лет не позволял себе давать кому-либо или чему-либо эмоционально окрашенные оценки. И был не готов пока делать какие-то исключения для Шарлинты. А девочка неожиданно уткнулась лицом ему в рубашку. Она и правда плакала, при этом стараясь это делать максимально незаметно для всех, кроме него. Нел попробовал приподнять ее лицо, чтобы заглянуть в глаза, но Лин упрямо сопротивлялась его попыткам. И впервые амаир почувствовал ее, как самого себя. Принцесса стыдилась собственной слабости. Маленькая, гордая, уставшая девочка. Их девочка.

Равенель свернул с дороги и остановил лошадь. Он не торопил Шарлинту. Молча гладил хрупкие плечи и спину, позволяя принцессе выплакаться. Мать амаиров была совсем другой. Крупной, громкой, яркой, тяжелой на руку, скорой на расправу и острой на язык. Равенель не задавался вопросом, когда еще было у кого спросить, почему их отцы выбрали именно ее и как находили общий язык. Наверное, мать утешала его вот также в раннем детстве, но амаир этого не помнил. С трехипостасного, как с будущего главы дома, всегда много требовали, и он невольно переносил подобное же отношение на братьев, а теперь вот на эту девочку. Оторвавшуюся от рубашки Равенеля, но упорно прячущую свое личико от него.