Федор с несколько искусственным спокойствием, – ни дискотэк, ни забав разных. Да, местный, детдомовский. На соседнем с Киселюхой мысу – Кадош – дом-интернат был. На Киселюху ходили в походы, картошку пекли.

– Ладно, ладно, ностальгия и все такое, – поднял Гуров ладони. – Рамазан хороший мальчик, не виноват, злые менты подставили. Арутюнов-то при чем? Есть предсмертная записка, есть характер повреждений, нет следов борьбы, есть свидетель, обнаруживший труп, – все есть, как в кинофильме, нет лишь Хайдарова.

Дядя Якуб, черно-серый, как грозовая туча, открыл рот, но отец Федор поспешил снова заговорить:

– Позволь мне. Какая записка, Лев Иванович?

– Что, пропала записка?

– Не было никакой записки. Я разговаривал с адвокатом.

– Была записка, – покачал Гуров головой. – Я в руках ее держал. Детский рисунок, поздравление папе, тринадцатое июня, и на обороте: «Я добровольно, никого не винить» и так далее.

Снова помолчали.

– То есть записки нет, – повторил полковник, – а смартфон есть?

Отец Федор покачал головой.

– Интересно, – произнес Гуров, – а вам имя Алташа чего-то говорит?

Священник задумался:

– Алташа? Алтан, алтын… золото?

– Таша, Татьяна, – проворчал дядя Якуб. – Танька, рыжая коза, чтоб ее… – и прибавил длинную фразу.

– Если дядя Якуб прав, – подумав, сказал отец Федор, – то это Татьяна, бывшая как бы жена Арутюнова. Ну и мать его ребенка.

– Ну да, с днем рождения, папа, – кивнул полковник. Этот цепкий поп начинал ему нравиться, и было такое ощущение, что им надо поговорить с глазу на глаз. Плюнув на этикет, Гуров сказал прямо:

– Дядя Якуб, позвольте мы с отцом Федором выйдем, поговорим.

– Сидите, я сам, – велел старик, поднимаясь. – Я его потому сюда и привел. Думаю, как Князь сказал, что у тебя все по-божески, попа надо.

– Не жалуют они меня, я и удивился, что ж это сам Якуб Яныч пожаловал, – пояснил отец Федор, когда старик вышел. – Я ж коренной шапсуг, и нá те – крест напялил. Вы правильно решили: с глазу на глаз. Дело вот в чем: Рамзан с Татьяной жениться собрались, разумеется, Якубу это как нож по сердцу – чужую взял, русскую, рыжую, да еще с ребенком. Ну и вообще, Танечка у нас тут…. такая! Опытная. Ну вот и решили наши сыщички такой детективчик состряпать: приехал былое вспомнить бывший, а нынешний ему голову проломил и со скалы сбросил.

– Вообще, талантливо, – оценил полковник, – может, и не оригинально, зато складно.

– Складно, только все вранье. Сам Рустам, к великому моему сожалению, сам. Я вам расскажу, что знаю, он-то мне не исповедовался, а так… сказал просто. Точнее, даже не сказал… ну, если в целом…

– Батюшка, мы не на допросе, говорите запросто.

– Рустам заезжал ко мне в день своего рождения, непогода была еще.

– Трезв был?

– Выпивши, но в рассудке. В общем, нюни распустил, говорил, что все решил, что нет другого пути, что лучше уж сам, что не может, как крыса, всю жизнь. Я ему, само собой, втолковывал, что его, беднягу, ждет в таком случае, а он эдак посмотрел на меня и говорит: а чт-т-то, мол? Чт-т-то здесь од-дин, что в ад-ду один. Все ед-дино. И протягивает мне, знаете ли, деньги.

– Какие деньги?

– Да вот, – отец Федор извлек из рюкзака внушительную пачку, завернутую в газету, – прям как у Достоевского, помните?

Гуров пожал плечами.

– Говорит, ни к чему они мне теперь. И пошел. А потом поворачивается – глаза, как потухшие свечи, – и тихо так: ты меня от-т-тмоли, отец, п-постарайся. Я было за ним, да куда, он здоровый парень, резкий, а я в одеянии-то. В общем, ушел, ну а дальше вы знаете.

Гуров глянул на деньги, на священника – и промолчал. Отец Федор кивнул:

– Ну да, как же, взятку сую. Со стороны, может, и так выглядит. Хорошо, пусть пока у меня полежат, пригодятся еще, а то и передумаешь. Адвокат-то фуфло. Понятно, нормальный адвокат сюда не поедет, не тот масштаб. Ну хотя бы эксперту дорогу оплатить. Только, Лев Иванович, чтобы стоящий был, из центра, надежный.

– Отец, не возьму я твои деньги. И эксперт, раз уж на то пошло, не возьмет. Постараемся, что ж делать. Только ведь я ж в отпуске.

Священник хмыкнул, укладывая деньги в рюкзак:

– У нас с вами, Лев Иванович, отпусков не бывает. Нам людей спасать надо. Пока руки теплые, надо добро делать, иначе не отмолиться до смерти. Я, знаете ли, в вашем примерно возрасте не сделал то, что должен быть сделать, – так три жизни минимум поломал.

– Потом расскажете, при оказии. Теперь телефон адвоката давайте.

Глава 4. Последняя деталь пазла

«Ох, наверное, и выставят мне счетец за съеденное и выпитое!» – весело думал Гуров, собирая вещи.

А то как же! К нему со всей душой – ни в чем не подозревают, кормят-поят досыта, селят в комфорте, а он, неблагодарный, трансформируется из мирного курортника в столичного важняка, является с коварной улыбкой в отделение, просит допросить себя в связи с делом о самоубийстве гражданина Р. Арутюнова, упоминая какие-то записки, смартфоны какие-то. Не желает, гад такой, мириться с версией следствия, такой складной: на почве ревности нынешний муж проламывает череп предыдущему и за борт его бросает в набежавшую волну! Романтика.

И вот понадобилось этому въедливому полковнику лезть в местные дела. Мирный бесплатный адвокат – робкая горянка с лермонтовским именем Бэла, только выпустилась из университета, – сначала отводила красивые глаза и с обреченным видом вздыхала, но Гуров, призвав на помощь все свое красноречие, добился своего. Взалкала экс-студентка Бэла, перестала краснеть и, взявшись за дело, без особого труда выбила письменные и устные доказательства того, что Хайдаров 12 июня, то есть за день до убийства, был задержан за нарушение масочного режима и в связи с оказанием сопротивления «вплоть до выяснения». Ее стараниями был поднят вопрос о пропавшей грамотке (которая, впрочем, пропала бесследно) и о смартфоне (который немедленно нашелся в сейфе следака, правда, уже со стертыми данными). «Лексус», также внезапно материализовавшийся на стоянке у горотдела полиции, осмотрели еще раз, со всей тщательностью и под новый протокол, каждую строчку которого Бэла прочитала чуть не по буквам и могла пересказать, даже будучи разбуженной среди ночи. Девушка оказалась талантливая и понятливая.

В общем, много чего было сделано, Гуров умел вдохновлять людей. Мало того, еще и своего судмедэксперта из столицы вызвал, соблазнив вином и теплым морем. Тот прилетел недовольный, но после повторного осмотра виновника своего нечаянного отпуска повеселел до такой степени, что вышел из морга, смеясь (чего отродясь не бывало).

– Почитай, Лева, почитай! – гоготал он, скидывая перчатки. – Только не на ночь. Глянь, что