рассматривался возможный кумулятивный эффект от добавок. Менее четверти компаний проводили рекомендованное месячное исследование с кормлением животных, и менее 7 % проводили какое-либо тестирование, связанное с воздействием на репродуктивную систему или развитие ребенка14. Принимая во внимание падение фертильности в богатых странах, где в пищу принимают больше всего добавок, недостаток информации просто потрясает[121].

По оценкам Нелтнера, пищевая промышленность США использует около 10 000 пищевых добавок. Но, поскольку компаниям разрешено самоопределение безопасности, даже у FDA нет полного списка этих добавок, а примерно 1000 этих добавок, по некоторым оценкам, вообще были «самоодобрены» тайно.

Рассказ Маффини и Нелтнера о том, что в США, по сути, вообще отсутствует функционирующая система регулирования пищевых добавок, которая гарантирует безопасность еды, показался мне настолько неправдоподобным, что я решил, что они все-таки преувеличивают. Чтобы убедиться, я позвонил Эмили Броуд Лейб, профессору Гарварда и основательнице отдела пищевого законодательства и политики в Гарвардской юридической школе. Она сказала мне ровно то же самое: весь процесс сейчас по сути стал добровольным.

Как профессор юриспруденции она видит в этой дырке в законодательстве «нарушение воли Конгресса», который, конечно же, требует от FDA регулировать продукты. Броуд Лейб объяснила, почему самоодобрение – это проблема, на примере трансжиров. Трансжиры получаются, когда с помощью гидрогенизации жидкие растительные масла превращают в более практичные твердые жиры. В FDA знали, что эти жиры вызывают сотни тысяч сердечных приступов и десятки тысяч смертей в год. Тем не менее понадобилось не одно десятилетие, чтобы наконец-то убрать их из американских продуктов питания (первые опасения были опубликованы еще в 1950-х!) но, с другой стороны, в данном случае мы хотя бы знали, что они обладают такими свойствами.

– Если бы трансжиры прошли самоодобрение[122], – сказала Броуд Лейб, – о них бы вообще никто не услышал. Никто и никак не смог бы связать их с ростом случаев сердечных приступов и смертности[123].

* * *

Совершенно отдельная проблема – вкусовые добавки. Ассоциация производителей ароматизаторов и экстрактов (FEMA) – это отраслевая организация, в которую входят около 120 компаний. У нее есть собственный процесс классификации GRAS, независимый от FDA. Компании подают заявки на GRAS в экспертную комиссию, и FEMA уже признала «общепризнанно безопасными» более 2600 ароматизаторов. Индустрия ароматизаторов в буквальном смысле регулирует сама себя. И это проблема.

Возьмем хотя бы случай с изоэвгенолом, веществом, которое добывают из гвоздики, базилика и гардений, и добавляют в качестве ароматизатора в напитки, жвачку и выпечку. FEMA выдала ему сертификат GRAS. Национальная программа токсикологии США провела исследование этого вещества, потому что его структура похожа на некоторые другие молекулы, вызывающие рак15. В исследовании нашли «явные» доказательства того, что изоэвгенол вызывает у мышей рак печени – у 80 % самцов мышей, получавших это вещество, выявили опухоли в печени.

Тем не менее FEMA объявила изоэвгенол «общепризнанно безопасным», потому что это был «феномен высокой дозы, который не релевантен для оценки потенциального риска рака при использовании изоэвгенола как пищевого ароматизатора». Еже дневное потребление изоэвгенола жителями США, по оценкам FEMA, оказалось в две тысячи раз меньше, чем по оценкам Всемирной организации здравоохранения (и эта доза тоже была меньше, чем та, которая использовалась в экспериментах на мышах, но эти опыты показали, что эффект зависит от дозы)16.

Если вас как потребителя или гражданина это беспокоит, вариантов у вас в общем-то не так много. Вы можете подать в суд на производителя ингредиентов, но доказать связь будет трудно, даже если вы точно знаете, что ингредиент содержится в продукте – а этого вы можете и не знать. Нелтнер выразился мрачно:

– Я практически не могу представить себе сценария, в котором потребитель сможет призвать хоть кого-либо к ответственности, если у него нет хорошо заметной, очевидной травмы. И я сейчас говорю как юрист.

В ответ на одно из исследований Маффини и Нелтнера, которое показало, что для большинства добавок не указаны данные о максимальной безопасной дозе и репродуктивной токсичности, Джон Эндрес, научный директор AIBMR Life Sciences, агентства, которое помогает компаниям взаимодействовать с FDA, заявил, что они не привели никаких доказательств причиняемого вреда. «Где тела?» – спросил он17.

«Тела», конечно же, могут быть повсюду вокруг нас. Представьте, что коктейль из 10 000 химикатов в американской еде оказывает пагубное действие, но эти эффекты проявляются косвенно и в течение многих лет – вызывая, например, снижение фертильности, лишний вес, тревогу, депрессию или метаболические заболевания. Распространение всех этих явлений растет вместе с ростом потребления этих химикатов, но подтвердить или опровергнуть причинно-следственные связи почти невозможно, когда данных так мало, а сами вещества распространены повсеместно.

Хотя, как отмечает Броуд Лейб, мы не все подвергаемся воздействию в одинаковой степени. Пищевые добавки усугубляют неравенство. В конце концов, людям, у которых денег на еду не очень много, обычно приходится есть самые дешевые бренды – продукцию мелких компаний, которые, скорее всего, используют «самоодобренные» пищевые добавки. Кроме того, УПП с кучей добавок – это единственная доступная еда для многих групп и общин, у которых достаточно знаний и желания, чтобы есть лучше, но денег на это нет.

– Это пример величайшей несправедливости, – сказала она, – особенно если вспомнить, кто получает выгоду от пищевой системы: небольшое количество очень богатых людей, которые получают прибыль за счет огромных маргинализированных популяций – бедноты, коренного населения, цветных.

В Европе ситуация немного получше. ЕС использует превентивные меры, ведет базу данных и публикует все в открытом доступе. Периодически проводятся профилактические проверки пищевых добавок, хотя, конечно, эти тесты не обходятся без изъянов. Проверить хронические эффекты, вызываемые посредством микробиома, очень трудно, так что такие тесты не проводятся. Слов «ожирение», «дисбиоз» и «микробиом» вы в докладах Европейского агентства по безопасности продуктов практически не найдете.

Есть здесь и этический вопрос. Человечество тратит около 2 млрд долларов в год на токсикологические исследования, в рамках которых умирают около 100 миллионов экспериментальных животных18. На одну только проверку репродуктивной безопасности в течение двух поколений может потребоваться более 1000 животных. Мне кажется, что очень немногие из нас согласятся с тем, что пищевой краситель – это хороший повод для убийства 1000 мышей, но на упаковках продуктов не указывают, сколько животных убили, чтобы определить, что та или иная добавка потенциально