Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы вышли на берег, трудно было не задуматься о развитии и эксплуатации, которые принесла с собой река общинам, живущим на берегах. Муана – красивая мешанина из хижин, пальм, радиоматч и кирпичных зданий. В городе живут несколько тысяч человек, это главный центр муниципалитета Муана, в котором около 40 000 жителей. Я опросил детей и местных официальных лиц, и рассказы двоих из них о проблемах, которые начались из-за Nestlé, особенно привлекли мое внимание.
Паула Коста Феррейра – директор местной школы; она энергична и властна, как и подобает отличным учителям. Она очень хорошо помнит корабль Nestlé:
– Он приплывал каждую неделю. В городе словно появлялся гипермаркет. Это было для нас в новинку, а работал он допоздна. Молодежь собиралась на нем. Первое, что произошло, – они снизили цены, продавали все дешевле, чем на местном рынке.
В сложной паутине утверждений о пользе для экономики, которые можно увидеть в пресс-релизах Nestlé, вы ничего подобного не найдете. Nestlé действительно дала работу нескольким людям, но никому из жителей Муаны. А низкие цены затруднили жизнь местным продавцам цельной еды. Плавучий магазин превратился из роскоши в необходимую услугу.
Коста Феррейра рассказала мне о нескольких местных детях с диабетом 2-го (связанного с питанием) типа. Я сначала подумал, что переводчик ошибся, потому что наличие даже одного ребенка с диабетом 2-го типа в таком маленьком населенном пункте – экстраординарное событие. Количество случаев должно равняться нулю. И совсем недавно оно и равнялось нулю. Такие вещи как раз очень «любит» скрывать статистика детского ожирения. Количество детей с ожирением во многих местах повысилось на сотни процентов, но в тех местах, которые пострадали особо, коэффициент роста равен практически бесконечности. Я не нашел никаких данных о том, что в этих регионах Бразилии были дети с диабетом 2-го типа до того, как там заработали предприятия вроде «корабля Nestlé».
Я пошел в маленький городской супермаркет Fruteira Pomar, где было много традиционной еды – рис, фасоль, ямс, папайя, помидоры, лук, – но немало и ультрапереработанной. Продавец сказал, что вообще ничего не знал о продукции Nestlé до того, как сюда приплыл плавучий магазин. А теперь он считает себя обязанным заказывать эти продукты, потому что покупатели начали их требовать. Не знаю, состоял ли замысел Nestlé именно в этом, но получилось все для них очень хорошо: даже самые крохотные магазинчики города сплошь уставлены продукцией Nestlé и УПП от других производителей.
Церковные неправительственные организации пытаются справиться с кризисом здравоохранения. Лизет Новаис из католической НПО Pastoral da Criança сводила меня в деревню на окраине Муаны – длинный ряд маленьких деревянных домиков на сваях в болотистом лесу. С точки зрения здравоохранения тут творилась полная катастрофа. Дороги были сделаны из дощатого настила, положенного метрах в двух над грязью – и именно в эту грязь вываливалось содержимое ямных туалетов. Проточной воды почти не было. Местные жители в основном работают на компанию, добывающую сердцевину пальмы, загадочно сказала мне Новаис.
– Они живут здесь, потому что им больше некуда идти.
Она отвела меня к мальчику по имени Лео, который жил с мамой в маленьком домике, разделенном на три совсем крохотные комнатки. Лео двенадцать лет, и у него было серьезное расстройство обучения. Его ИМТ составлял около 45 – с таким показателем он входил бы в 1 % самых тяжелых детей своего возраста в Великобритании.
Мы, покачиваясь, дошли вместе с веселым, улыбчивым Лео по дощатым дорогам до местного магазина. Идти туда было минуты две. Ощутив местную жару, я сразу понял, почему владельцу выгоднее закупать УПП – для нее не требуется холодильник. Многие продукты в магазине были производства Nestlé. Мама Лео сказала, что просто не может не отпускать его в магазин:
– Иногда я говорю ему не есть, но он обманывает меня и все равно сюда идет. Он ест овощи, но не любит их. Не знаю, почему – ему просто нравится всякая мусорная еда.
Лео обошел магазин и сложил на прилавке целую кучу всего: шоколадное печенье, клубничное печенье, сухое молоко, чипсы. Заплатил за все я.
Колонисты, миссионеры, армии – все они оправдывали насилие, причиняемое этой части мира, необходимостью развития. «Большой пищепром», заявляясь в места вроде Муаны, тоже причиняет насилие – такое же, как и по всему миру, только измеряется это насилие вредом, наносимым природе и человеческим телам. Дома в Лондоне это насилие не так бросалось мне в глаза – наверное, потому, что оно уже давно кажется нам нормой. Но вот в Бразилии я своими глазами увидел, как оно действует, как все меняется. Это живая реальность, которую Монтейру увидел в своих данных, – тот самый момент, когда плавучий магазин Nestlé впервые пришвартовался к берегу. Новаис вспоминает:
– Новые продукты, которые привезли на корабле, были очень вкусными, и потом все просто начали есть только их.
Все, от продавцов и мамы Лео до учителей и сотрудников НПО согласны в одном: все началось с корабля. И почти все, с кем мы пообщались – Коста Феррейра, Новаис, мама Лео, сам Лео, – жили с ожирением.
* * *Компании, которые производят УПП, либо вытесняют традиционные диеты и рационы, как в Бразилии, либо поглощают и воссоздают их с новыми ингредиентами. Я заметил это почти в самом начале своей диеты.
На следующий день после того, как Эмили Броуд Лейб, профессор пищевого законодательства из Гарварда, рассказала мне о неравенстве, порождаемом УПП, я решил поесть острые крылышки из KFC. Это было блюдо, которого я на УПП-диете ждал с особым нетерпением. В детстве я их обожал. Мы с Ксандом по средам после физкультуры садились на автобус, которые шел от школы до дома. Мы уверяли маму, что тренировки часто затягиваются, поэтому она не расспрашивала нас, когда мы приходили поздно. Так что каждую неделю мы сначала заезжали в KFC.
Уже в то время мы знали, что острые крылышки – это нечто особенное. Панировка была твердой, как кость, почти панцирем. Когда она трескается, наружу брызгает поток сока из