Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, деньги есть. Я дам вам сколько надо. А выставку с удовольствием посмотрю, — оживился Родик, как-то сразу поверив этому странному, но чем-то симпатичному старику. — Говорите, что недалеко?
— Да, очень близко, совсем рядом. На Башиловке, напротив рынка. За десять минут дойдем.
Идти оказалось не так уж и близко. В подземном переходе под Масловкой Родик, придя в себя и поняв несуразность своих действий, уже собрался распрощаться со спутником, дав ему денег. Но пока он рылся в карманах, они успели выйти на Башиловку. Старик доверительно взял Родика под руку и буквально подтащил его к большому жилому дому, опоясанному огромной витриной. За ее грязными стеклами были вывешены десятка два графических работ. Родик заметил, что работы старые, бумага уже успела пожелтеть, а рамки носили многочисленные следы времени.
— Вот. Это моя выставка. Конечно, не блеск, я понимаю. Но, мне кажется, молодежи должно быть интересно. Я хочу эти работы подарить библиотеке. Мне они уже не нужны, наследников у меня нет. Вам нравится? Кстати, это я. Правда, еще молодой. Сколько воды утекло… А знаете, с кем это я?
Родик перевел взгляд в угол витрины и увидел старую, черно-белую с обтрепанными краями фотографию, на которой в обнимку с кем-то очень известным стоял его новый знакомый. Фотография была наклеена на картон, рядом располагалась пояснительная надпись, из которой следовало, что держащий его за руку старик — заслуженный художник, член каких-то обществ и редакционных советов, автор всемирно известных карикатур и прочее, и прочее.
— Обратите внимание на портреты, вы, наверное, многих узнаете. Это мои друзья. Их уже нет, а я все копчу это небо. Когда-то я был в самой гуще событий. С кем только не встречался…
Старик еще долго что-то тараторил, улыбаясь и прищуривая глаза, от чего приобретал еще большее сходство с Лениным. Родик, задумавшись о превратностях судьбы, потерял нить рассказа, но, чтобы не обидеть старика, словами и жестами выражал одобрение.
— Пойдемте в баню, — неожиданно для себя и старика предложил Родик. — Здесь рядом Вятские — мои любимые. Там и поедим, и выпьем, а если захотите, то и попаримся.
— Неудобно. Это так дорого теперь. Раньше я часто баньку посещал. Сандуны любил, да и Вятскими не брезговал. То-то мне ваше лицо знакомо. Наверное, там и виделись. Нет, спасибо, неудобно. Давайте лучше купим чего-нибудь и завалимся ко мне. Я рядом живу. Покажу вам столько интересного и познавательного…
— Не стесняйтесь. У меня сегодня праздник. В ресторан не хочется, а вот баня, русский люкс — в самый раз. Обещаю зайти к вам домой в другой раз. А сейчас — двинули в баню.
— Так неожиданно, мне бы хоть смену белья…
— Все найдем. Выйдете молодым, как на этой фотографии. Не спорьте — со мной спорить без толку.
— А какой у вас праздник? Мне вначале показалось, что вы чем-то удручены.
— В бане расскажу. Вам будет интересно. Это праздник одиночества.
Перемены — это неизменность в изменяющихся обстоятельствах.
С. Батлер
— Ну, ты и хорош вчера пришел, — укоризненно заметила Лена за завтраком. — У тебя голова не болит?
— Ты знаешь, я ничего не помню, — отозвался Родик, — но никаких побочных признаков не отмечаю.
— И то, что ты сегодня должен кого-то встречать из Душанбе, тоже не помнишь? Ты вчера как пришел, так от телефона не отходил, пока прямо в кресле не заснул.
— Да? Убей, не помню. Парился пьяный, наверное, поэтому. Хоть кого я должен встречать, ты не знаешь?
— Что я буду твои разговоры подслушивать? Правда, когда ты Оксе в любви объяснялся, утверждая, что ты одинокий и никем не понятый, я про какого-то Стрючковского слышала. Есть такой?
— Есть… Саша. Друг мой. Он летчик. Ты его, наверное, не знаешь… Сейчас Оксе позвоню — уточню.
Выяснилось, что прилетает действительно Саша Стрючковский, и Родик обещал с ним встретиться в аэропорту Домодедово во время подготовки его самолета к вылету в Душанбе. На общение будет несколько часов, и поэтому следовало торопиться. Самолет уже находился в полете.
Подъехав к аэропорту, Родик припарковался около служебного входа и только собирался вызвать Сашу, как тот появился сам.
— Очень рад тебя видеть! — приветствовал тот, обнимая Родика. — Мы с Лидой по тебе соскучились. Что-то ты совсем Душанбе забыл.
— Привет. Я тоже по вам скучаю, да и в Душанбе тянет, но дел в Москве невпроворот. Куча проблем и неприятностей. Пойдем в ресторан на второй этаж, там и потреплемся. Ты мне таджикские новости расскажешь. Я в основном с Оксой общаюсь, а она, ты же знаешь, слабо понимает, что происходит. Иногда ваши чиновники что-то говорят, но они люди государевы и поэтому взгляд замылен, а то и намеренно искажен.
— Пойдем. У меня к тебе есть несколько предложений. Может, будет интересно.
Здание аэропорта было забито народом. Люди толпились у регистрационных стоек и у касс, длинная очередь выстроилась на упаковку, но основная масса сидела, стояла и лежала в ожидании информации о рейсах. К счастью, ресторан почти пустовал.
— Саш, тебе выпивать можно? — спросил Родик, делая заказ закусок.
— Лучше не надо. Я теперь летаю редко, рейсов совсем мало. Все борются за работу — настучат еще или проверка какая-нибудь…
— А я грамм сто пятьдесят выпью. Вчера слегка то ли перебрал, то ли в бане перепарился.
— Ты что, не за рулем?
— За рулем, но сто пятьдесят не повредят. В крайнем случае, с гаишниками договорюсь. Ну, рассказывай…
— В республике у нас творится черт-те что. Опять новое правительство. Кулябцы сформировали боевые отряды, вооружились. Твой друг и ученик в этих отрядах не последний человек, но заправляют всем какие-то уголовники — Сангак Сафаров и Файзуло Саидов. Говорят, они памирцев поголовно истребляют, даже детей. Я тебе еще в прошлый раз рассказывал, что мы из дома выходим редко, я вон как растолстел. Теперь все либо юрчики, либо вовчики. Никто не работает, но власть делят. Главенство ленинабадцев не устраивает кулябцев, а памирцев не устраивает никто. По-моему, дело идет к гражданской войне. Минимум к вооруженному захвату власти.
— Значит, напрасно я из Абдулло Рахимовича кандидата наук сделал. Ему теперь это не нужно. Хорош ученичок-боевичок. Мне, правда, по телефону этого не рассказывает, стыдно, наверное… Слушай, а этот Сафаров… Ты его видел?
— Знаю, что он пожилой человек с уголовным прошлым. Нам хорошо известен.
— А Саидов? Такой молодой, да? — вспомнив свою поездку в Дангару к Абдулло Рахимовичу, спросил Родик.
— Молодой. Говорят, что воевал в Афганистане. Я его тоже не видел.
— Интересно… А про такого Рахмонова ничего не слышно?