В простом сельском доме умирал от передоза подросток. В последнюю секунду ужас смерти прорвался даже сквозь пелену дурмана, и он увидел горестные глаза матери и услышал голос: «Каждые сутки в стране от героина умирают шестьдесят молодых мужчин».

Затем перед его взором вереницей потянулись дебильные лица младенцев, брошенных в богадельнях самой пьющей страны мира, и изуродованные смертными грехами рожи, не вмещающиеся в телеэкран.

Мужчина бился в кошмаре. Его сметливый от природы ум, который он не потрудился развить в течение жизни, не представлял, как можно уничтожить целый народ без танков и пушек, просто разжигая огонь порока, тлеющий в каждом, и как можно бесстрастно наблюдать, как огонь этот пожирает обезумевших людей вместе с их вырождающимся потомством.

Обездоленные старики, непонятно как влачащие свое существование на уровне военнопленного немца тысяча девятьсот сорок первого года, одурманенная молодежь, для которой порок стал нормой жизни, озверевшие от безнаказанности «лица» стражей порядка, готовых стрелять в собственный народ по первому свистку…

Мужская смертность, как в годы Великой Отечественной Войны. Из каждых десяти парней один наркоман, другой сидит, двое алкоголики и трое их всех охраняют.

Каждую минуту рождаются двое, а умирают четверо. Из четырех рожденных одного ждет участь беспризорника.

Он не мог потерять сознания, потому что не имел его, и не мог сойти с ума, потому что теперь это было не в его власти. Ужас дошел до самого края, полностью выжег ему душу и разрушил тело. Страдания убили всю мерзость в человеке, уничтожив заодно и его самого, а потом дали ему новую жизнь, оставив только ядро его души. Когда он, полностью парализованный, приоткрыл мутные от боли глаза, первым, кого он увидел, был молодой парень с небольшим шрамом на щеке.

Парень сказал, чтобы он не боялся, потому что самое страшное уже позади. Что тело скоро вновь будет ему подчиняться, а память вернется в ближайшее время. Затем он ушел, объяснив, что нужно помочь остальным.

«Остальных» было шестеро, они разбрелись по разным комнатам низкого каменного дома с пустыми оконными проемами, и состояние у них было то еще, потому что у каждого хватало своих проблем. Единственным, кого обрекли видеть и переживать вместе с ними, был этот парень, вынужденный разделить с каждым его боль.

Он подошел к высокому темноволосому мужчине, в страшных корчах застывшему на простом деревянном топчане, и, видя, что тот не справляется, устало вздохнул, присел рядом и взял его за руку. Через мгновение тугая горячая волна втянула обоих в свое мощное течение.

Мать переживала смерть отца так сильно, что свою беду ему пришлось загнать глубоко внутрь. Тимке – пять лет, поздний ребенок, маленький и беззащитный, – организация похорон и вся дальнейшая ответственность за больную мать и младшего брата ложится на его плечи, хотя ему самому-то едва стукнуло двадцать пять. Нормальная жизнь, с интересами и увлечениями, свойственными его возрасту, закончились. Дальше его ждали три года беспросветной поденной работы и постоянного безденежья. Вдобавок у матери, так и не оправившейся от горя, развился стойкий психоз. Она стала нервной, раздражительной, срывалась на крик по любому поводу, и парень жил в постоянном страхе, что она может сотворить что-то с собой или с ребенком, к которому он был очень привязан.

Наконец судьба, как та избушка, начала разворачиваться передом. Мать пришла в себя, тревоги улеглись, а тут еще бывший одноклассник пригласил его в свой бизнес. Через пару лет, наработав опыт и связи, он открыл собственное весьма неплохое дело. Это было самое счастливое время в его жизни: он смог наконец проявить свои таланты в полной мере, вкалывая по двадцать часов в сутки. Умный, волевой, прирожденный лидер: едва он попал в свою стихию, как тут же начал стремительно расти как личность.

И когда в нем укрепилась надежда, что все у него будет очень даже неплохо, когда появились серьезные деньги, красивые подружки и интересные друзья, оказалось, что судьба просто выпустила его нагулять немного жирку, прежде чем приложить по-настоящему. Грянул кризис, и все начало стремительно рушиться.

В отличие от своего товарища, рассказывать о мерзостях жизни ему было не нужно. Ему столько раз приходилось давать взятки свинорылым чинушам всех мастей, что он мог сам уже написать об этом книгу. Мужчина прекрасно понимал, где живет и при каких обстоятельствах. Всемирное перераспределение собственности дошло даже до «африканских» стран, таких, как Украина и Россия, – вот и весь кризис. Крепкий, толковый бизнес богатеи прибирали к рукам с помощью властей, и после первого такого наезда банк затребовал всю сумму по кредиту сразу. Его молодая жена поняла, что богатенький муж очень скоро станет таким же, как все, и сбежала, постаравшись обобрать его до нитки при разводе.

Беды, как известно, поодиночке не приходят, а в его случае они предпочитали ходить толпами. Через полгода умирает мать. Пятнадцатилетний Тимка вызывает тревог все больше, но измученному жестокой борьбой за выживание брату едва хватает сил, чтобы ночью украдкой осмотреть его руки – не появились ли там страшные дырочки от шприца.

А потом приходит Зона, и какое-то время властям не до него. Человек получает передышку, бизнес немного налаживается, заводятся денежки, и война вроде как отступает. В это время у него с друзьями даже появляется новое увлечение: они ездят в Зону охотиться и заодно в легкую приторговывают найденными артефактами. Несмотря на опасность и со стороны Зоны, и со стороны охраняющих ее людей, он повсюду таскает за собой младшего брата, боясь выпустить его из-под своего контроля хоть на минуту.

Судьба, как смертнику перед казнью, дала ему возможность хорошенько выпить и закурить. Через год жизнь его разбилась вдребезги и он потерял последнее, что удерживало его на этом свете.

И сейчас ему было не просто плохо – ему была хана. Необоримая сила вытянула из него боль всей его жизни, удесятерила все потери, что годами выжигали душу, и разом обрушила на человека. От такой чудовищной пытки он и сошел с ума, но кто-то властной рукой вправил ему мозги, не ослабляя напора. Он не мог впасть в безумие или покончить с собой и лишь молча трясся в дикой судороге, как разделанное заживо животное. А потом он переступил через эту боль и, сделав шаг вперед, видел, как она догрызает его разрушенное тело. Нечеловеческая боль его убила и возродила вновь, оставив небольшие зарубки в душе, чтоб человек помнил о ней. Теперь он был свободен.

А вот пятеро других еще были в «процессе». Егор с Анной попали сюда на сутки позже остальных и сейчас проходили самую острую фазу. Помогая девушке справиться с ее болью, Андрей испытывал сильнейшую неловкость: девичьи мысли и фантазии переполнили его до краев, так что какое-то время он перестал отличать их от своих собственных. Сиротское детство, яркое созревание, страх одиночества и, как следствие, такая горячая и такая запутанная любовь к мужчине, заменившему ей и отца, и мать, и весь мир.

А у этого мужчины «тараканы» в голове тоже ходили толпами. Тут были и нежные чувства к младшей сестре, чей неудачный брак быстро свел ее в могилу, сумасшедшее чувство вины из-за этого, и, в результате, болезненная привязанность к ее ребенку. И еще много чего, но все же Егор с Аней мало-помалу справлялись.