– Пенн, какого черта?

– Вы сами сказали, чтобы я сообщил вам немедленно, как только обнаружу телефон Элли Гривс.

Стоун промолчала. Он был прав. Она действительно так сказала.

– Ладно, Пенн, и что же, черт возьми, произошло?

– Странная вещь, босс. Телефон находится здесь, в здании участка.

Элли дрожала у каменной стены. Одежда перестала защищать ее от холода много часов назад.

Она вытащила руки из рукавов и засунула их под майку, чтобы превратить ее в подобие тонкого одеяла. По темному помещению Элли передвигалась с вытянутыми руками, пытаясь найти хоть что-нибудь, что ее согрело бы.

Она быстро поняла, что в подвале наклонный потолок и что стоять выпрямившись она может только в конце ближайшем к ступенькам. Элли постоянно меняла положение – то сидела на каменных ступеньках, то вставала, когда холод пробирал ее до костей. Обувь на тонкой подошве мало защищала ее ноги, когда она стояла на одном месте.

Девушка пыталась считать про себя, чтобы как-то следить за временем, но ей не давали покоя мысли, из-за которых она сбивалась со счета. Элли знала, что в подвал ее посадили вечером, и думала, что сейчас уже наступил новый день, но не была в этом уверена.

Вначале она плакала и умоляла, обращаясь к тонкой полоске света, видневшейся в щели под дверью. Она кричала, рыдала, давала обещания – одному богу известно, что она успела наобещать, – но все закончилось тем, что по другую сторону двери на пол положили полотенце, и единственный источник света исчез.

С того самого момента Элли полностью потеряла счет времени – она сосредоточилась исключительно на том, чтобы согреться.

Хотя девушка не могла сосчитать количество часов, которые провела в подвале, она хорошо помнила, что дважды сходила в угол по-маленькому.

За это время Элли много думала о прошлом. О недавнем прошлом.

Подумав о школе, она громко засмеялась от радости. Она готова была на все, чтобы вновь оказаться там. Она готова была отдать руку на отсечение, чтобы вновь сидеть в классе, чтобы все над ней смеялись и чтобы у нее была возможность обсуждать Ребекку Вивер и ее банду, отпускавших жесткие комментарии по поводу ее веса, всклокоченных волос и затяжной девственности. Это здорово ее порадовало бы. Она была бы рада, если б ее зажали в переулке за школой, закидали бы яйцами и обсы́пали мукой. Она сама подбежала бы к этим девочкам и обнимала бы их до тех пор, пока у нее не устали бы руки.

До вчерашнего дня Элли считала, что уже испытывала в своей жизни страх. Теперь она знала, что это было ерундой. Она могла испытывать повышенное беспокойство или легкую панику, но никогда не испытывала настоящий страх.

Ее мысли переключились на Роксану и на избиение, которому она вчера подверглась. Элли знала, что Роксана наверняка попала в ситуацию, когда у нее не было выбора. Она никогда не заманила бы ее в ловушку добровольно. С этой женщиной Элли провела несколько дней. И в глубине души знала, что Роксана – ее подруга, которую заставили принять участие в этом кошмаре.

Мысли о школе, колледже и даже о ссорах на кухне было переносить легче, чем мысли о маме.

Элли уже не сомневалась, что с самого начала это была ловушка.

Роксана подружилась с ней в «Фейсбуке», говорила всякие правильные вещи, чтобы поднять ее самооценку, и притворялась, что хорошо ее понимает. Но Элли была уверена, что Роксану заставили это сделать.

Теперь девушка понимала, насколько умно всё было организовано: еда домашнего приготовления, лесть и повышенное внимание, ловкая манипуляция ее обидой по отношению к матери… Она даже догадалась, что нападение, оставившее ее без денег и телефона, не было случайным.

Каждое движение, каждый разговор и каждый нюанс были спланированы и отработаны до мельчайших подробностей. Для Элли это было таким же фактом, как и то, что Роксана принимала во всем этом участие из страха перед тем мужчиной.

Размышлять обо всем этом было легче, когда она не испытывала усталости, – но не сейчас. Сейчас Элли знала, что если поддастся изнеможению, то температура ее тела упадет еще сильнее и у нее начнется неконтролируемый колотун. Последние три приступа непроизвольной дрожи заставили ее вскочить и целую минуту бежать на месте, чтобы согреться. Ее конечности превратились в ледышки, и такое усилие лишь истощило ее еще больше. Она знала только, что неконтролируемый озноб – это очень плохо.

Все время, пока она находилась в подвале, Элли старалась не думать о матери, потому что каждая такая мысль вызывала чувство вины, любви и сожаления. Она могла думать только об этих эмоциях, и все они сопровождались слезами.

Все их ссоры казались ей теперь совершенно несущественными – Элли даже представить себе не могла, насколько важны они были для нее всего неделю назад. Все эти споры из-за порядка в ее комнате, прически, манеры одеваться, музыкальных предпочтений, отказа поступать в колледж…

Сейчас она с удовольствием обсудила бы каждую из этих тем.

Теперь Элли уже не сомневалась, что мама не знает, где она находится, и что никто не сообщал ей телефона Роксаны. Какой же дурой она была, когда поверила в то, что ее ма могла ни разу не позвонить! Да она сделала бы это только для того, чтобы накричать на нее. Как же просто было убедить ее в том, что мама о ней не волнуется…

За это время Элли ясно поняла, что мама, конечно же, волнуется. Девушка представляла ее сидящей за столом на кухне, всю в слезах, взволнованную, испуганную…

«А увижу ли я маму еще раз?» – пришла в голову Элли неожиданная мысль. Глаза вновь наполнились слезами, и на этот раз она не смогла их сдержать. Как бы ей хотелось войти на эту кухню со всеми своими прошлыми проблемами, которые сейчас казались ей ничтожными…

Как же она хотела повзрослеть! И вот теперь ее так называемая взрослость разбилась о желание попасть в объятия мамы, которая крепко прижмет ее к себе хотя бы еще один раз…

Мысли замерли, когда Элли услышала, как щелкнул замок в подвале. Помещение наполнилось светом, заставившим ее зажмурить глаза.

– Если ты закричишь, зарыдаешь или попытаешься убежать, тебя снова запрут. Ты поняла меня?

Элли кивнула и медленно открыла глаза. В дверном проеме она ясно видела контур фигуры Роксаны, но резкий тон и выражение лица принадлежали другому человеку.

В тот момент Элли не знала, почему ее выпускают. Кто ждет ее снаружи? Куда и с кем она пойдет?

Ким оставила Роджера Бартона в надежных руках Брайанта и теперь наблюдала, как констебль ставит на ноги Джонни Бэнкса.

Джинсы болтались где-то на середине его бедер, демонстрируя нижнее белье с ярлыком «Келвин Кляйн». На его кроссовках «Найк» виднелась эмблема в виде языка ящерицы[67]. Поверх черной футболки на нем была надета толстовка с капюшоном, дополненная стеганым жилетом для тепла.