Постепенно они стали обмениваться письмами раз в месяц: чаще, чем старые друзья, но все-таки, как однажды удовлетворенно заметила про себя Аня, куда реже, чем любовники, даже потенциальные. Она успокоилась, и хотя по-прежнему ждала имейлов Андрея и радовалась, их читая, эта переписка уже не таила для нее никакой угрозы.

В сентябре 2007 года, доедая ланч в китайском ресторанчике рядом с работой, Аня неожиданно для себя поняла, что воспоминания об этой любви больше ее не пугают. Этот юношеский роман уже не был незаживающей раной, к которой страшно прикоснуться, – он стал частью прошлого, одним из тех sweet-and-sour memories, которые есть почти у каждого.

Так Аня приручила свою детскую любовь, но, возвращаясь после работы домой и вспоминая, как ловко она все проделала, Аня вдруг осознала: весь год, кроме той январской попытки, они с Сашей ни разу не занимались сексом.

Удивительно, что я раньше не обратила внимания, подумала она. Надо теперь что-то делать…

Она была спокойна, потому что знала: она найдет какое-нибудь решение. Как и положено взрослой ответственной женщине, для начала все обсудит с Сашей, а потом, если понадобится, они вдвоем пойдут и к семейному терапевту.

Ане было нечего стыдиться и нечего скрывать: у нее не было от мира никаких секретов.

Осенью 2007 года Андрей заметил, что ему почти не удается сосредоточиться. Любая мелочь отвлекает внимание, слова собеседников проскакивают, почти не оставляя в сознании следа.

Все чаще и чаще в конце редакционной летучки, которую он же и вел, Андрей понимал, что не помнит даже повестки дня, а однажды в дымном и пьяном пятничном «Маяке» он, выйдя на минутку отлить, так и не вернулся к столику, из туалета сразу выскочив на улицу ловить машину (в понедельник пришлось извиняться перед коллегами, ссылаясь на внезапную мигрень). В другой раз во время редкой телефонной беседы с отцом он понял, что стоит у компьютера и механически читает заголовки, раз в минуту перезагружая главную страницу малоизвестного новостного сайта. Но чаще всего Андрей ловил себя на том, что в курилке он на двадцать минут застывал у окна с потухшей сигаретой и глядел на соседские машины, тут и там запаркованные на газоне.

Жизнь его стала спокойной и одинокой. Он отвечал только на рабочие звонки; работа не доставляла удовольствия, но и не раздражала. Редкие Анины письма нагоняли тоску, ни одна девушка – знакомая или незнакомая – не вызывала желания даже пригласить ее к себе, не говоря уж о том, чтобы сойтись поближе.

Наверное, это старость, думал тридцатичетырехлетний Андрей. Немного преждевременная, но что поделать? Зато молодость была увлекательной и интенсивной.

Полгода назад, дождливым и хмурым весенним днем, он набрал номер Зары, звонок сбросили, и после пятой попытки Андрей запоздало догадался, что Зара не хочет с ним разговаривать. С горечью Андрей подумал, что, наверное, никогда больше ее не увидит.

Впрочем, он ошибся: они встретятся через несколько лет на одном из московских митингов 2012 года. Зара будет катить коляску с закрепленным на ней плакатом, по-хипстерски остроумным. Андрей подойдет и поздоровается, Зара улыбнется, он скажет, что меньше всего ожидал увидеть ее здесь: тебе же никогда не было дела до политики. Зара, пожав пополневшими плечами, ответит: ну, теперь у меня ребенок, ему в этой стране жить. К ним подойдет ее муж, молодой парень с модной ухоженной бородой. Глядя на них, Андрей отметит, что они не просто красивая, но и по-настоящему влюбленная пара, и, значит, Зара, как он ей и пожелал, получила большую любовь, которой была достойна.

Жалко, что у нас ничего не получилось, подумает Андрей, уходя. Что ни говори, а такой потрясающей любовницы у меня никогда не было. Мужу-хипстеру можно только позавидовать.

* * *

Женя не любила зиму. Когда-то ее радовали разноцветные радуги в кристалликах льда, сверкающие белые сугробы и заиндевевшие ветки деревьев, но сначала почернел снег, а потом куда-то исчезли дворники, и улицы перестали убирать. Несколько раз Женя видела, как падали на льду пожилые люди, – и скоро сама стала бояться поскользнуться. Хотя дворники недавно появились снова, страх не прошел – наверно, решила Женя, дело в возрасте, а не в состоянии тротуаров. Все-таки через несколько лет мне будет восемьдесят, пора поберечь себя. Подумав так, Женя почти перестала выходить зимой на улицу – слава богу, в магазин ходил Валера, а пенсию Женя забирала раз в два месяца: денег ей хватало. Но вот на Рождество и Крещение она просила Валеру отвести ее в церковь. Там он послушно стоял рядом, благообразный, седой, крестился вместе со всеми и подпевал «аминь» в конце молитв. Как-то раз по дороге домой Женя спросила, не хочет ли он креститься. Валера посмотрел на нее с изумлением и сказал, что, при всем его уважении к христианской культуре, особенно в ее средневековой версии, в таинства он все-таки не верит. Точнее, верит, но не так и не в те. Женя быстро сказала: ладно-ладно, поняла, потому что вовсе не поняла, о чем он, и давно поняла, что беседовать с Валерой на такие темы – только тратить время.

Женя вообще старалась с Валерой не спорить и жизни не учить: взрослый уже, сам разберется. Только однажды, в самом начале их совместной жизни, когда он рассказал ей историю своих отношений с Геннадием, она заметила, вздохнув:

– Зря ты с отцом не посоветовался.

– О чем? – удивился Валера.

– Про твоего Геннадия. Володя ведь всегда знал, что с такими людьми лучше дела не иметь. Он из науки ушел, чтобы такие, как этот Гена, на него глаз не положили. С такими нельзя работать и договориться с ними нельзя, от них нужно только убегать и прятаться. Слава богу, страна большая. Хороший человек всегда найдет где укрыться. Так что не надо было тебе с ними связываться.

– Я уже понял, – раздраженно ответил Валера. – Жаль, что твои советы несколько запоздали.

– Да не вини ты себя, – сказала Женя. – Ты же всего этого не знал, поэтому не успел ни убежать, ни спрятаться. Слава богу, хоть жив остался и на свободе.

Валера мрачно кивнул и ушел к себе, но через несколько дней сказал Жене, когда они по обыкновению завтракали на кухне приготовленной им глазуньей:

– Знаешь, теть Жень, мне-то всегда казалось, что я стараюсь держаться подальше от государства, а похоже, недостаточно далеко я держался.

– Как ты у нас в стране будешь подальше от государства? – ответила Женя. – Тут главное – не подальше от государства, а подальше от успеха.

– Подальше от успеха? – переспросил Валера. – Что мне, своих учеников надо было плохо учить, что ли? – Он замолчал, и больше они никогда не возвращались к этому разговору.

Но в остальном они жили дружно. Вскоре после того, как Валера переехал, Жене снова предложили работать сиделкой – она не задумываясь отказалась, объяснив, что устала, сил нет и возраст уже не тот. В этот момент она и поняла, что просто не хочет уходить из дома, потому что после того, как в ее жизнь вернулся Валера, ей снова стало легко жить: она знала, что нужна ему. К тому же она неожиданно оказалась богаче племянника: за долгие годы у нее накопилось тысяч десять долларов, из тех самых денег, которые Валера ей когда-то давал.