– Погодите, так Сверкающий Гром же умер, – сказала я, вглядываясь в лицо Великой Праматери. – Значит, талант исцеления…

– Вожак драконов жив, – спокойно и тихо ответила Илориа.

– Что? – воскликнула я, выронив кружку, осколки которой тут же поднялись в воздух и снова превратились в хрупкую вещицу.

– Сверкающего Грома защитил Снежный принц. Он вызвал Дераса на поединок и достаточно сильно ранил. В отместку мой сын мага проклял, обратил его дар силы в талант убивать. Снежный принц практически всесилен. Он способен помочь, исполнить любое желание, но обязан забрать жизнь, как ты знаешь, – вздохнув, пояснила Великая Праматерь. – Такая душа за грань не уходит, а принадлежит моему сыну.

Я потерла виски, стараясь успокоиться. Полученная информация вызвала легкий шок и никак не укладывалась в голове.

– Это проклятие невозможно снять? – спросила я, возвращаясь к самому важному.

– Сначала так и было. Но моя дочь Кара влюбилась в Снежного принца, – устало сказала Илориа.

– А он?

Сердце заколотилось, как бешеное в ожидании ответа.

– Маг был слишком честен и благороден, чтобы лгать. Кара бы сняла чары Дераса, но никогда свою игрушку не отпустила бы. Вместо клетки Снежный принц выбрал проклятие, – ответила богиня, отчего у меня побежали мурашки.

Жуть!

– Есть, правда, одна деталь… Кара была настолько на мага зла, что пообещала: ни одна девушка не сможет к нему прикоснуться. Любую, кто осмелится, будет ждать смерть. Каждая станет бояться Снежного принца. Но заклятие… это такая вещь… Нельзя накладывать чары, не оставляя малейшей надежды на их снятие.

Илориа замолчала, давая возможность осмыслить сказанное.

– Знаешь, кто их может снять?

– Нет.

– Лишь та, что дважды попросит исполнить желаемое, не ведая об этом условии, даст шанс на спасение.

Я заморгала и часто задышала, все еще не веря в услышанное. Богиня поднялась, всматриваясь в золотые и багряные круги на воде – последний поцелуй утонувшего в озере солнца.

– То есть только я смогу снять заклятие? – все же осторожно уточнила я.

– Да.

– И каким образом это сделать?

Илориа повернулась. В глазах у нее застыли слезы.

– Заветное желание, да? Я могу попросить вас снять проклятие?

– Да, – просто ответила Великая Праматерь.

– А Эрик…

– Или его спасти. Я могу выполнить только одно желание, Пенелопа, – прошептала она. – Ты должна выбрать. Я вернусь на рассвете, чтобы услышать твой ответ, – сказала Илориа, растворяясь в белых искрах и оставляя меня одну.

Снежный принц

Ненавижу себя! Так, что от плещущейся, обжигающей ярости белеют костяшки пальцев, а сила чуть ли не вырывается роем снежинок. Ненавижу! Пурга-старуха, зачем так мучаешь? Почему не дашь мира моей душе? Неужели не заслужил даже малой толики радости?

Стою и в бессилии смотрю, как Дерас убивает женщину, которую я люблю. И ничего не могу изменить. Проклятье бури! Ледяная бездна! Что же ты наделал, Андриан?

Отчаяние напополам с ужасом растеклось льдом по венам. Стало трудно дышать, в глазах потемнело, а от чувств Пенелопы невозможно мыслить. Не сойти бы с ума. Почти же на грани…

Раньше я думал, что ад – это когда слышу мысли чужого человека и не в состоянии от них избавиться. Затем понял, что место, куда уходят за грань, испытывая муки, иное: в нем тишина и пустота, лишь отголосок эмоций небезразличной тебе женщины. Потом осознал, что гораздо хуже быть рядом с зеленоглазкой и не сметь ее даже коснуться. Нет ничего невыносимее этого. Оказывается, ад может быть и таким. Не обязательно физически умирать, чтобы в нем очутиться. Но я все же ошибся… Никакие ледяные чертоги смерти не сравнятся с болью предательства, которое ощущала Пенелопа.

Тает зелень в ее глазах, обрывается дыхание, останавливается сердце… А ощущение, что это не она умерла, а я. И лишь браслет теперь удерживает мою женщину в этом мире, не позволяя уйти.

Открывай же шкатулку, пока отвлекаю Дераса. Давай же, Пенелопа, действуй! Нырнула и… исчезла. Страх мгновенно опутал меня тонкой паутиной.

Ледяная бездна! А мне казалось, что я уже ничего не боюсь…

Пенелопа Громова

Солнце небрежно рассыпало золотистые и розовые искры по небу. В спокойной глади озера пылала заря. Ни ветерка, ни звука, лишь отчетливо ощущается горький запах распускающихся кувшинок. Я устало сжала виски, зная, что осталось совсем немного до появления Великой Праматери.

Какой же ужасной и бесконечной выдалась эта ночь! А я-то думала, что хуже того времени, когда узнала о разрыве отношений со Снежным принцем, уже не будет. Глупая, наивная Пенелопа! Как можно выбирать между двумя людьми, что тебе небезразличны?

Но решение принято. И внутри от этого выжжено, как в пустыне. Я, наверное, за несколько часов повзрослела на тысячу лет, если такое возможно. А кто бы не изменился, всю ночь взвешивая судьбы? Я – человек, не бог…

Илориа появилась, когда солнце окончательно поднялось над миром. Не здороваясь, окутала пристальным взглядом. Она ждала имя. И оно прозвучало. Сорвалось вниз. Покатилось камнем ко дну озера. Прошелестело в листве леса, оставленного за спиной. Заискрилось на солнце, ослепляя до слез. Всего лишь имя, а сколько можно при этом чувствовать! От глухой, никого не щадящей тоски до безумной вины, которая навсегда со мной останется. Ее будет хранить моя память и не даст забыть.

Великая Праматерь кивнула и начала колдовать. Я не понимала, что она шепчет, но видела, как вода озера темнеет, по поверхности бежит рябь, глаза богини сверкают торжеством, изредка поглядывая на меня.

– Желание исполнено.

Илориа оправила белоснежные складки платья и с беспокойством оглянулась.

– Спасибо, – сказала я, чувствуя равнодушие и пустоту.

Нет, я была ей безмерно благодарна, но сил не осталось.

Богиня вздохнула.

– Радости ты не чувствуешь, понимаю.

Да неужели? Я только что на гибель обрекла близкого человека.

– Не отчаивайся! Выход есть всегда, Пенелопа.

– Что теперь мне делать?

– Ты должна вернуться, – твердо сказала Илориа, – и остановить моего сына.

– Как?

– Используй свой дар.

Я на миг прикрыла глаза, села на влажные от росы ступеньки крыльца, задумалась.

– Бумага и перо нужны? – уточнила богиня.

Я кивнула, наблюдая, как рядом появляется необходимое. Привычно взяла перо в руки, повертела, обмакнула в чернила и принялась за дело. Итак, что я могу?