– Что вы имеете в виду, мэм?

– Вот что… – Она протянула ему водительское удостоверение, где было написано ее имя и указан адрес – тот самый дом, в котором мы побывали несколько минут назад.

– В таком случае, мэм, прошу прощения.

Томми повернулась ко мне.

– Садись в машину, Чейз.

Я забрался в салон. Охранник вернул Томми удостоверение и отступил в сторону.

– И передайте моему отцу, – сказала ему Томми, – что в доме еще остались кое-какие мои вещи и что на днях я за ними заеду.

– Хорошо, мэм, мисс Макфарленд.

– Открывайте шлагбаум.

Охранник нажал кнопку на пульте, я дал газ, и мы тронулись с места. Когда пост охраны остался далеко позади, я сказал:

– Хотелось бы мне знать, что ты задумала… Не хочешь рассказать?

Томми рассмеялась.

– Пока нет, но обязательно расскажу. Скоро. А сейчас давай съездим к моему старому дому.

– Ты хочешь сказать…

– Да, к тому, который в Суте.

– У тебя и от него есть ключ?

Томми ухмыльнулась.

– Да, что-то вроде ключа…

Дядя Джек переехал из Суты в новый особняк на острове Си вскоре после отъезда Томми в Калифорнию. Насколько мне было известно, с тех пор старый дом стоял пустым. Дядя Джек держал там только своих лошадей, число которых за эти годы сократилось до одного старого жеребца породы американский сэддлбред. Звали его Маленький Бубба; он приходился сыном Большому Буббе, и сейчас ему было, наверное, лет двадцать. Несмотря на кличку, Маленький Бубба был далеко не мал: его рост до плеча равнялся восемнадцати ладоням[48], а живого веса в нем было не меньше тысячи двухсот фунтов[49]. В последнее время он находился на свободном выпасе на лугу возле особняка, откуда он смотрел на проезжающие по шоссе автомобили и, должно быть, грезил о тех временах, когда Томми и я усаживались ему на спину и отправлялись на прогулку по лесным тропам Суты. Почему дядя Джек не продал его, как остальных лошадей, я не знал, но, похоже, это имело какое-то отношение к дяде.

Подъехав к особняку, я осторожно толкнул бампером «Викки» кованые железные ворота, и они распахнулись, громко скрипя и осыпая капот ржавчиной. Трава на газоне вдоль подъездной дорожки вымахала почти до пояса (собственно говоря, это была уже не трава, а сплошные сорняки), а сам дом давно нуждался в ремонте или хотя бы в слое свежей краски. Старая краска возле окон и вентиляционных отверстий под свесом крыши давно потрескалась и отстала и теперь свешивалась длинными неопрятными полосами. Входная дверь намокла и разбухла внизу, и я прикинул, что открыть ее будет трудновато.

– У тебя есть фонарик? – спросила Томми.

Я достал из консоли между сиденьями небольшой фонарик и протянул ей.

– Годится?

Не отвечая, Томми засунула фонарь в задний карман джинсов и долго стояла, молча глядя на дом. Не оборачиваясь ко мне, она спросила:

– Ты помнишь моего брата?

История Питера была еще одной тайной семейства Макфарленд. Сам я с ним не встречался, да и Томми никогда мне о нем не рассказывала. Единственное, что я знал о Питере, – это то, что он был старше Томми и погиб, случайно выстрелив себе в голову из отцовского пистолета. В свое время я, конечно, пытался расспрашивать о нем кое-кого из взрослых, но никто не смог рассказать мне ничего конкретного: все, к кому я ни обращался, только пожимали плечами.

Томми показала на грязное подвальное окошко:

– Он умер вон там, в этой комнате.

При этом она не столько обращалась ко мне, сколько разговаривала или, точнее, рассуждала сама с собой. Как только я это понял, у меня сразу стали появляться все новые и новые вопросы, но я попытался обуздать профессиональное любопытство. Что ни говори, а сейчас был не самый подходящий момент, чтобы играть в журналиста.

Тем временем Томми подошла к крыльцу и подобрала с земли половинку кирпича, отвалившуюся от низкого квадратного столба, на котором стоял чудом уцелевший цветочный вазон из потрескавшейся обожженной глины. Поднявшись по ступенькам, Томми заглянула в пыльное стекло входной двери и, не говоря ни слова, взмахнула кирпичом. От удара стекло треснуло и провалилось внутрь, Томми просунула в дыру руку и отперла замок. Вопреки моим ожиданиям разбухшая дверь открылась сравнительно легко, Томми шагнула в прихожую, и я поспешил ее догнать.

Когда я вошел, Томми стояла, сложив на груди руки, и разглядывала почерневшие от плесени стены. Дышать ее спорами было небезопасно, и Томми действительно подняла воротник толстовки повыше, закрывая рот. Наконец она сдвинулась с места и, обойдя массивную дубовую лестницу на второй этаж, открыла какую-то дверь. Включив фонарик, Томми стала спускаться в подвал.

Здесь тоже пахло плесенью и грибами. Водоотливной насос давно не работал, и на бетонном полу стояли лужи вонючей воды. У подножия подвальной лестницы Томми задержалась. Луч ее фонарика метался по стенам, и мне показалось, что я слышу тихие шорохи, словно какие-то твари в панике разбегались, спасаясь от света.

Стеллажи для вина были полнехоньки. Здесь было, наверное, не меньше двухсот бутылок, а может, и больше. Все они были аккуратно уложены на стеллажи с наклонными полками, отчего их пробки насквозь пропитались вином.

Томми со вздохом опустилась на нижнюю ступеньку. Луч фонаря продолжал блуждать по комнате, пока не остановился на большом кожаном кресле с лопнувшей подушкой. Большая часть набивки либо сгнила, либо была сгрызена и растащена крысами, которых в подвале наверняка хватало.

– Раньше Джек часто спускался сюда и часами дегустировал свои вина, – неожиданно сказала Томми, и меня в очередной раз покоробило, что она назвала отца просто по имени. – Пит был старше меня почти на пять лет. Он рос тихим, неуверенным в себе мальчиком, к тому же у него были серьезные проблемы со здоровьем. Астма или что-то вроде этого… Джек заставлял его ходить с ним и массировать ему ноги, пока сам он наслаждался выдержанным каберне или пино нуар. Но это было еще не все… Примерно после третьего или четвертого бокала Джек запирал дверь в подвал и какое-то время оставался с Питером наедине. Я не знала, что происходит, пока мне не исполнилось восемь. Именно тогда Джек впервые привел в подвал нас обоих… а ведь у меня тогда даже месячные еще не начались!

Она негромко скрипнула зубами и тряхнула головой, стараясь смахнуть с ресниц слезы.

– Когда Питер ему надоел, он принялся за меня. Это продолжалось почти год – целый год Джек приводил в подвал нас обоих и… Мы с Питом никогда не говорили об этом. Никогда! Однажды вечером Джек, как обычно, привел нас в подвал, и пока… пока он был со мной, Пит вытащил у него из кармана пистолет. Он хотел выстрелить в него, но Джек в последний момент перехватил его руку и… – Томми снова покачала головой. – Полиция сочла это несчастным случаем. Местная община, деловые круги, церковь – все жалели Джека. В газете даже появилась статья под заголовком «ЕЩЕ ОДНА ТРАГЕДИЯ В СЕМЬЕ ИЗВЕСТНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ». В статье говорилось о том, как много потерь пришлось пережить Джеку. – Она вздохнула. – У лжи – глубокие корни.