– Это потрясающе.

– Спасибо, – шепнул Адриан, и, хотя он наверняка и сам знал, что рисунки потрясающие, Нова все же уловила в его голосе нотку смущения.

– Ты можешь их оживить, если захочешь? – спросила она.

Он покачал головой.

– Я должен желать этого, еще пока рисую. Иначе получается просто рисунок. А если б и смог, они все равно были бы размером не больше листка, на котором нарисованы. Получилось бы что-то вроде навороченной книжки-раскладушки. – Помолчав, он прибавил. – Хотя иногда мне хочется попробовать себя в настенной живописи – изобразить пейзаж в натуральную величину и оживить его. Я часто об этом думаю – и уже давно.

Нова вернулась к рисунку со статуей. Она провела пальцем над фигурой в капюшоне, стараясь не задеть бумагу, чтобы не смазать линии.

– Это Городской парк, да?

– Ты там бывала?

– Родители водили меня туда на детскую площадку, когда я была маленькая. Один раз я ушла, и, пока они не хватились, забралась в этот уголок. – Она помахала пальцем над фигурой в плаще, величавой и безмятежной. – Родители меня искали в полной панике, но… мне там понравилось. Мне казалось, что я наткнулась на что-то, о чем никто больше не знает. Я даже помню…

Девушка замолчала. Нити воспоминаний вплетались в мысли. Она снова опустила глаза на рисунок и тряхнула волосами.

– Ты и правда молодец.

– Я много практикуюсь, – сказал Адриан, забирая у нее из рук альбом. Он покрутил в руках карандаш, но не перевернул страницу. – Ну, хватит обо мне и моих шедеврах. Я что помогает тебе заполнить лишние пятьдесят шесть часов в неделю?

Нова посмотрела на библиотеку. Было уже далеко за полночь, и дом казался темным, как могила. Свет в единственном фонаре на тротуаре еле теплился и мигал. Если не знать, можно было решить, что здание брошено уже лет десять назад. Так бы оно и случилось, не решись Кронин взять на себя заботу о библиотеке еще в Век Анархии. Пусть даже это бескорыстное деяние было лишь прикрытием для его делишек на черном рынке… все равно это чего-нибудь да стоит, разве нет?

– В основном тренируюсь. И учусь. И… паяю, – она смущенно улыбнулась. – не все могут нарисовать инструмент и сразу им пользоваться. Некоторым для начала нужно его создать.

– Я тоже создаю, – сказал Адриан, постукивая тупой частью карандаша по виску. – В уме.

– Это совсем не одно и то же.

Он ухмыльнулся.

– Но вообще-то я сменила множество увлечений за эти годы. Не все мне до сих пор интересно, но я постоянно ищу, чем бы еще себя занять.

– И какие это были увлечения?

– Даже не вспомнить. Я пробовала вязать, но так и не продвинулась дальше шарфов. Потом были наблюдения за птицами, жонглирование, вышивание, астрономия…

– Ой-ой-ой! – тихо засмеялся Адриан, хватаясь за голову – Давай-ка с начала. Вязание? Серьезно?

– О, это недооцененное искусство, – Нова попыталась напустить на себя серьезность. Эта страсть и в самом деле захватила ее, месяца на четыре, когда ей было двенадцать лет или около того. Но ею не двигала столько идея создания теплых вещей, как перспектива вооружиться таким опасным оружием, как заточенные десятидюймовые спицы, не вызывая при этом ничьих подозрений.

– А наблюдения за птичками? – продолжал Адриан.

– Ну да, за птичками, – Это была идея Лероя, который утверждал, что это научит ее терпению, Стражности и умению быть незаметной. – Но это в основном в дневное время. Известно ли тебе, что в этих краях обитает более сорока видов водоплавающих птиц?

– Честно говоря, – вздохнул Адриан, – я мало что знаю о наших водоплавающих, но это определенно полезная информация.

– Никогда не знаешь, какие темы могут всплыть в разговоре.

Он снова усмехнулся, и Нова увидела ямочки у него на щеках – совсем маленькие, они становились заметны только, если улыбка была широкой.

Она сглотнула.

– Так-так, что ты еще называла? Жонглирование?

Нова словно услышала голос Ингрид, расписывающей многочисленные преимущества и полезные стороны умения жонглировать – ловкость рук, умение держать равновесие, зрительно-двигательная координация.

– У меня совсем недурно получалось, между прочим, – заметила она.

– Если я тебе нарисую несколько кеглей, покажешь?

– Не-а.

– Может, лучше шарфы? Теннисные мячики? Или горящие факелы?

Нова отвернулась, пытаясь скрыть улыбку, которую она не могла удержать.

– Знаешь, мы вообще-то здесь на очень важном задании. И я совсем не хотела бы тебя отвлекать.

– Отлично. Отложим это… до лучших времен. Что ты еще называла?

– Астрономию.

– Да, точно. Вот это мне понятно. Ночами напролет ты, наверное, много времени проводила, глядя на звезды.

Задрав голову, Нова посмотрела на небо. Между домами можно было разглядеть несколько ярких звезд. У нее не было определенных причин изучать звездное небо, разве что это просто казалось ей захватывающе интересным. Небо полное звезд было с ней с детства. Сейчас, когда почти вся энергосистема города была восстановлена, видеть их стало труднее.

Нове нравилось электричество, но иногда она готова была отдать что угодно, лишь бы снова увидеть Млечный Путь.

Нова все еще глазела на звезды, когда в комнате что-то забормотала во сне Руби – Нова только расслышала я тебе покажу… и еще что-то, похожее на запеканка. Всмотревшись, она увидела, что Руби повернулась на бок и свернулась клубочком, а ее голова перекочевала с подушки на вытянутую руку Оскара.

– У них…? – спросила она, показывая на спящих ребят.

– Ничего, – ответил Адриан. Он снова листал свой альбом.

– Но они же нравятся друг другу?

– Трудно сказать, – он нашел страницу с изображением библиотеки, потом оглянулся на друзей. – Я почти уверен, что Оскару она нравится, но он, по-моему, ужасно боится сделать первый шаг. А Руби… вроде делает вид, что ничего не замечает, а ее чувства мне трудно понять…

Карандаш Адриана снова задвигался по бумаге.

– Ну, а что у тебя за тренировки?

– Ммм?

– Ты сказала, что много времени тренируешься. Зачем?

Она потерла затекшую спину. Зачем она тренируется? Чтобы уничтожить Отступников. Отомстить за родных. Увидеть когда-нибудь воплощенной мечту Аса – мир, в котором все люди будут свободными. Где людям не будут угрожать злодейские банды – или Совет. Где Одаренные не будут становиться мишенью для жестокости и несправедливости, как это было до Века Анархии.

Мир, в котором Анархисты смогут выйти на свет дневной, не боясь преследования за малейшую оплошность.