– Отлично! Полегче там с ней… – начинает Люк, но я бросаю трубку и отвечаю на звонок дочери.

– Адди! С тобой все в порядке?

– Все хорошо, мам.

Она явно на взводе, словно ей больно со мной разговаривать.

– Адди, ты меня до смерти перепугала!

– Мам…

– Не мамкай мне! Я люблю тебя, так сильно люблю и рада слышать и знать, что ты цела, слава богу, но мы с твоим отцом просто в бешенстве. Ты наказана! Будешь дома сидеть, пока тебе двадцать не стукнет!

ГЛАВА 37

8 мая 2023 года

Роуз, жизни 1, 2, 7 и 8

– Адди, ты готова? – Мой голос эхом разносится по дому, взлетая до второго этажа.

Дверь открывается, потом закрывается, раздается звук шагов по деревянным половицам – медленная, неспешная поступь подростка.

Топ-топ-топ.

Адди спускается не торопясь, на ней тяжелые ботинки, которые грохочут по ступеням, она такую обувь обожает. Девушка, появившаяся на лестнице – сначала ступни, потом лодыжки и колени, обтянутые джинсами, следом край тонкой шелковой майки, сексуальной розовой майки (Томас прикончил бы дочь, если б ее в этом увидел), – эта девушка улыбается. Каким-то удивительным образом подростковый бунт (отвянь, не мешай, я сама) не противоречит тому, что Адди – самая милая и дружелюбная юная леди, которую я когда-либо встречала.

– Привет! – Карие глаза широко распахнуты, на лице столь же ясная улыбка.

Макс, кот Адди, вьется у ее ног, потом уходит в другую комнату.

– Жду не дождусь нашего супершопинга!

Я смеюсь. Адди обожает словечко «супер» и вставляет его везде: «суперголодная», «суперрасстроена», «суперзаинтригована», «суперувлечена той девушкой, она такая суперсексуальная».

– И я ждала наш супершопинг, – отзываюсь я.

Мы обнимаемся. Она такая худышка. Под маечкой прощупываются ребра. Сразу хочется кормить Адди жирными гамбургерами и горами пасты с соусом болоньезе, но увы, с тринадцати лет она вегетарианка. Я едва не закатываю глаза от своего порыва: кажется, в какой-то мере я все же стала матерью. От этой мысли меня всегда охватывает горько-сладкое тепло – я грущу и вместе с тем с удовольствием осознаю, что моя мама все же оставила отпечаток на моей личности. Она бы порадовалась, узнав об этом.

– Есть хочешь? – спрашиваю я Адди. – Может, сначала пообедаем?

Она размышляет, мотая головой; короткие пряди, жесткие от геля, качаются. Адди просто ошеломила нас в тот день, когда обрезала волосы. Только что расхаживала с локонами до талии – и вот уже на голове короткий ежик, а шея голая. Разрешения она не спрашивала. Просто сделала, и все. Ее отец был ошарашен, но с такой прической глаза Адди стали будто еще больше. Ей шло.

– Давай сначала в один магазин, потом обедать? – торгуется она. – Я пока не проголодалась.

– Может, проголодаешься, когда полистаешь меню? Зайдем в твою любимую вегетарианскую закусочную. Там, где эти безумные домашние бургеры…

Адди хватает свитер со спинки стула в гостиной, тоже розовый, но оттенок бледнее, чем у майки, и фыркает:

– Ты всегда меня пытаешься накормить!

– Правда? – смеюсь я.

– Да-а, Роуз!

Она четко выговаривает мое имя, роняет его тяжело, будто ступает своим черным ботинком со шнуровкой и на высокой подошве. Ее отец ненавидит подобную обувь. Адди улыбается. Называя меня по имени, она чувствует себя очень взрослой.

Да, Адди стала называть меня Роуз, и это что-то новенькое. Не упуская ни малейшей возможности, произносит мое имя почти так же часто, как свое любимое словечко «супер». «Роуз, скажи папе, что допоздна задерживаться на танцах нормально. Роуз, не знаешь, у нас остались мои любимые хлопья? Что-то я их в шкафу не вижу. Роуз, давай на выходных походим по магазинам? Мне нравится одна девочка. Хочу произвести впечатление».

Пусть зовет по имени, это лучше, чем первоначальная реакция на мое появление – гнев и бунт, – когда Адди выяснила, что мы с ее отцом встречаемся.

Но тогда она была такой юной. Юной и обожающей своего отца, ей не хотелось им ни с кем делиться. Теперь Адди пятнадцать, она повзрослела. И мне нравится! Даже очень. И не просто потому, что это дочь моего любимого мужчины, с которым мы начали обсуждать совместное проживание.

Кто бы мог подумать, что у меня появится дочь, хоть я сама так и не родила? К тому же очень умная, забавная, чудесная. Все вышло даже лучше, чем казалось. Я и не представляла такого исхода.

Адди берет свою сумку – черную, с острыми железными шипами.

– Как думаешь, папа разрешит мне в следующие выходные погулять до полуночи?

Я внимательно смотрю на нее.

– Это ты должна спросить у него.

– Но как ты считаешь, это будет нормально?

Я молчу. Адди приподнимает брови. Она догадывается, что я с ней согласна, что ничего страшного в этом не вижу, но произносить вслух не желаю. Не мне такое решать.

Всякий раз, когда Томас сходит с ума из-за очередного скандала в школе Адди, ссоры с друзьями, ругается с ней из-за комендантского часа или девочки, с которой хочет встречаться его дочь, я стараюсь напомнить, что ему с Адди очень повезло. Обычно подростки – сущий кошмар, по крайней мере так заявляют все мои друзья, у которых есть дети.

– Давай я у него спрошу, – продолжает гнуть свою линию Адди, – а потом ты с ним поговоришь.

– Я подумаю.

Она ухмыляется и открывает дверь. Знает, что добилась своего.

– Спасибо, Роуз.

ГЛАВА 38

18 июня 2022 года

Роуз, жизни 3, 5 и 6

– Адди! – кричу я и размахиваю рукой.

Как и мой отец, что стоит рядом.

Адди поворачивается в нашу сторону, проходя мимо с другими восьмиклассниками. Сегодня выпускной. У дочери умоляющий взгляд: «Мама, успокойся!» Но я не могу. Адди закатывает глаза. Даже зарождающийся подростковый бунт, которым недавно заразилась дочь, не помешает мне любоваться, как она в шапочке и мантии поднимается на сцену вместе с друзьями.

– Юх-ху! – воплю я и хлопаю изо всех сил. Ладони горят.

Папа наклоняется ко мне:

– Роуз, если бы я так себя вел, когда ты была подростком, ты бы неделю со мной не разговаривала.

Джилл, которая стоит с другой стороны, обнимает меня.

– У Адди к тебе точно будет разговор. Может, сбавишь обороты?

– Да плевать, – отвечаю я сразу обоим. – Придется ей потерпеть мамины выходки.

А сама оглядываю переполненный зал. На другой стороне – родители Люка, которые старательно избегают встречаться со мной взглядом. Мы давно не разговариваем.