Он обхватывает мое лицо обеими руками. Выдыхает мое имя, и врывается в мой рот своим языком. Я аж отшатываюсь под его напором, но после сильнее обвиваю его шею, прижимаясь к нему всем телом. Его руки оказываются в моих мокрых волосах. Дыхание сбивается. Он целует меня с жадностью и в то же время нежно. Он определенно умеет целоваться, и какой же я была дурой раньше, что отказывала ему в поцелуях.

Грант прерывается только на мгновение, чтобы перебежать вместе со мной на ту сторону улицы. Там он снова целует меня, пока не замечает такси. 

Мы вваливаемся на заднее сиденье, полностью мокрые, и Грант едва успевает назвать адрес, как снова завладевает моим ртом. По пустым ночным улицам мы добираемся до нашего общего дома быстро, и Грант явно бросает купюру в разы больше, чем стоила эта поездка. 

— Сдачи не надо.

Грант подхватывает меня на руки, стоит мне выйти из такси. И продолжает целовать, пока едва ли не бегом направляется к холлу с лифтами.

— Мистер Грант, секундочку!... — деликатно откашливается Джасвелл, которого я не вижу, только слышу. Слишком занята поцелуями. — К нам поступила информация, что у вас...

— Не сейчас! — отрезает Грант. — Оштрафуете меня завтра!

Мы уже в лифте, который отсекает нас от менеджера.

— Меня выселят, точно выселят, — шепчет Грант, на секунду оторвавшись от моих губ.

— Из-за Чарльза?

— Из-за него или рояля, — успевает ответить он, как снова склоняется к моему лицу и опять проводит языком по моей нижней губе. — Я опять играл весь день, а кот орал как резанный.

Лифт открывается на нужном этаже, и Грант сначала тянет меня к своей двери. И только возле нее замирает, отрывается от моего рта и все-таки хрипло спрашивает:

— Зайдешь?

По его лицу я вижу, сколько усилий ему потребовалось, чтобы все-таки задать этот вопрос. Как сильно он хочет соблюсти приличия и не гнать коней, будто между нами все в первый раз, а до этого ничего не было.

— Зайду, но с одним условием, — отвечаю я. 

— Каким? — со смиренным видом уточняет Грант. 

И в этом вопросе столько принятия меня, с моими тараканами, правилами, границами, что я готова начать раздеваться прямо в коридоре.

— Ты сыграешь для меня.

Лицо Гранта озаряет улыбка. Он ждал запретов, правил или даже очередного контракта.

— Это меньшее, что я могу сделать для тебя.

Он быстро распахивает дверь и, не раздеваясь, в мокрой одежде и обуви идет прямо к роялю. В квартире темно, и в это время суток соседи явно не смогут оценить всю гениальность мистера Гранта.

Опустившись перед инструментом, Грант пробегает пальцами по клавишам, словно разогреваясь, как спортсмен перед забегом. За его точеным профилем светит уличная иллюминация, и я толком не вижу его, только белое пятно рубашки, ведь по привычке стою в шаге от порога. Почти на другом конце комнаты.

И тогда из тишины рождается мелодия. 

Та самая. Которая звучит для меня, как возвращение в прошлое. В его особняк, где он играл ее впервые. И впервые за долгие годы воспоминания из прошлого не причиняет боли. Благодаря Гранту у меня теперь есть такие воспоминания, которые греют душу.

Первые аккорды все также напоминают перестук капель. Я словно опять угодила под дождь, который с каждой секундой набирает силу. Мелодия обретает собственный голос. Обрывочные синглы, которые Грант наигрывал в особняке, соединяя их на ходу, теперь собраны и систематизированы. Я узнаю знакомые отрывки, но общий узор, в который они сплетены, не перестает меня удивлять.

Все-таки через стены эта мелодия звучала глухо и отдалено, совсем иначе, чем теперь. Когда вся сила рояля, и каждая спелая нота принадлежат мне одной.

Движения длинных пальцев гипнотизируют меня. Грант играет с прикрытыми глазами, целиком отдаваясь музыке, которая обрушивается с первобытной яростью, а после замирает, стихая вдали, будто отзвуки грома.

Кто-то из последних сил колотит по чугунным батареям, и я понимаю, что такие металлические аплодисменты долгое время были для Гранта единственной похвалой его таланту.

И я должна это исправить.

Раньше, чем он обернулся ко мне от рояля, я на одном дыхании пересекаю комнату и встаю за его спиной. Обвиваю руками шею и принимаюсь покрывать поцелуями его лицо. Он подставляет губы, изворачивается и усаживает меня к себе на колени. 

Я не перестаю его целовать. Батарейный набат стихает, а может, это в моих ушах слишком громко бьется собственное же сердце, так что я больше ничего не слышу.

Пробегаю пальцами по пуговицам и сдираю с его плеч мокрую рубашку, в то время как Грант, отстранившись, одним движением срывает с меня футболку. После он принимается целовать мою шею, горячим дыханием обжигая холодную кожу. С тихим стоном я откидываюсь под его напором, прямо на клавиши. Рояль издает резкий визг под моими локтями. Я пытаюсь приподняться, но замираю под тяжелым темным взглядом.

Грант припускает чашечки бюстгальтера и проводит языком, не сводя с меня взгляда. Я дрожу всем телом, и высокие ноты с левой стороны перемежаются глухими, громоподобными, на которые я упираюсь правым локтем. Странная новая музыка наполняет комнату, заглушает мои стоны. Я извиваюсь от его чувствительных укусов, от того, как сильно тянет низ живота. От потребности ощутить прикосновения кожи к коже.

Рывком приподнимаюсь, и рояль, издав последний громкий возглас, наконец-то стихает. Усаживаюсь на колени Гранта, вжимаясь в его грудь своей, и принимаюсь целовать его, запустив пальцы во влажные волосы.

— Помоги мне, — только и могу выдохнуть.

Встаю на ноги, и Грант стягивает с меня спортивные штаны вместе с трусиками. Когда он касается внутренней стороны моих бедер, обводит невидимые ему в темноте шрамы, я замираю, вцепившись в его плечи.

Но и этого Гранту мало. Он наклоняется и касается губами последних оставшихся на моей коже шрамов. Сердце взмывает к горлу, а желание огненной лавой проносится по венам.

— Хочу тебя…

Слышу звон пряжки, пока сама веду бедрами из стороны в сторону, в нетерпении переступая с ноги на ногу, а после хватка на моей талии становится сильнее. Грант тянет меня обратно к себе, и я опускаюсь. Сразу. И полностью.

Ахаю и перестаю дышать. Он дает мне время прийти в себя. Снова целует. Глубоким страстным поцелуем, а после помогает начать двигаться. Находит правильный угол, и бьет бедрами мне навстречу. Слизывает стоны с моих губ и не дает оторваться, отпустить, прервать этот поцелуй, который до сих пор ощущается как первый.

Но банкетка перед роялем все-таки не самое удобное для секса место, а я хочу больше. Не хочу быть ведущей. Хочу быть ведомой. 

— Пожалуйста… — всхлипываю. — Пожалуйста...