Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Андрей? – удивленно спросила она, прежде чем Вершинин успел что-то понять. – Что здесь происходит?
– Лиза. – пробормотал Вершинин и слегка попятился. – Ты что здесь делаешь?
Лиза посмотрела на его оружие и побледнела.
– Андрей, ты пугаешь меня, – тихо сказала она. – Ради бога, опусти пистолеты.
«Маг химер», – вспомнил Андрей слова Гарматы.
Он поднял пистолет. В это мгновение Лиза усмехнулась, и Андрей увидел у нее во рту частокол желтых зубов. Он нажал на спуск. Лиза, чуть дернув головой, поймала пулю зубами, выплюнула ее на землю и рассмеялась.
Андрей снова выстрелил, но Лиза отшатнулась в сторону, и пуля просвистела у нее возле виска. Снова и снова Андрей жал на спусковые крючки, но Лиза с дьявольским хохотом прыгала из стороны в сторону, уклоняясь от пуль, и движения ее были настолько быстрыми, а смех настолько ужасным, что Андрея прошиб пот.
В какое-то мгновение Вершинин осознал, что беснуется перед ним вовсе не Лиза, а жуткое существо, похожее на огромную белую лягушку.
И тут же чудовище прыгнуло Андрею на грудь, вцепилось ледяными пальцами ему в шею и крепко обхватило ногами. Затем быстро раскрыло свой огромный лягушачий рот, и из черной глотки в лицо Андрею выстрелил багровый язык, усеянный острыми шипами.
«Конец!» – успел подумать Андрей.
Но тут непонятная сила отшвырнула белую тварь от Андрея. Наваждение рассеялось, и Вершинин снова увидел перед собой Гармату и какого-то невысокого темноволосого человека.
Рядом что-то щелкнуло – серебряная стрела, слетев с арбалета Чигура, пронзила мужчине грудь. Тот опустил голову, и в этот миг стрела, снабженная зарядом, взорвалась.
Когда дым рассеялся, Андрей увидел, что маг химер по-прежнему стоит на месте, но у него в груди зияет огромная дыра, сквозь которую видна освещенная заходящим солнцем стена ангара.
Еще мгновение страшный маг стоял на ногах, а затем покачнулся и рухнул на землю. Глаза его закатились и застыли двумя матовыми бельмами.
– Вроде все, – глухо проговорил Чигур.
Андрей огляделся в поисках новых врагов, но никого больше не увидел. Чигур и Гармата тяжело дышали. Лица их были забрызганы кровью.
– Ну что, студент…
Чигур вдруг пошатнулся Он непременно упал бы, если бы Гармата не подхватил его и не усадил осторожно на землю.
Владимир Иванович приподнял левую руку. Она выглядела так, словно побывала в мясорубке. От вида окровавленной плоти и оголенных костей Андрея едва не вырвало.
Лицо Чигура стало землисто-бледным, глаза запали, а на лбу и щеках заблестели крупные капли пота.
– Аптечка… – прохрипел он. – В машине… В несгораемом ящичке…
Гармата быстро выпрямился и побежал к машине. Владимир Иванович повернул голову, взглянул на Андрея и хрипло спросил:
– Ты как? Не ранен?
– Нет.
– Это хорошо. Регистратор закрыл глаза.
Подбежал Гармата с аптечкой. Он быстро оглядел раны Владимира Ивановича.
– Твои раны слишком глубоки, – сказал он. – Если тебя не отвезти в больницу, ты умрешь.
Чигур облизнул пересохшие губы и отрицательно покачал головой:
– Нет, лагориец. До больницы я не дотяну.
– Но другого выхода нет.
Чигур скосил глаза на аптечку и хрипло проговорил:
– Красная банка. Достань ее.
Гармата быстро открыл аптечку и увидел банку, о которой говорил регистратор.
– Что это? – спросил он.
– «Кокон». – ответил Чигур. – Устройство искусственного жизнеобеспечения. Оно введет меня в кому и будет поддерживать жизнь, пока. Пока вы не вернетесь. Действуй, лагориец.
Рыцарь кивнул, достал банку, наставил маленький раструб на Чигура и нажал на белую кнопку.
Светлое облачко с коротким шипением вырвалось из раструба и окутало фигуру Владимира Ивановича мерцающей пленкой. Пленка стала стремительно темнеть и твердеть, пока не превратилась в синеватую кору.
Прошла еще секунда, и кокон с Чигуром внутри, тускло блеснув, растворился в воздухе.
– Что случилось? – растерянно спросил Андрей. – Где он?
– Он здесь, – ответил Гармата. – Просто стал невидимым.
Андрей вытянул руки и вздрогнул, наткнувшись пальцами на невидимый кокон.
– Владимир Иванович! – окликнул он. – Не знаю, слышите ли вы меня. Мы вернемся и приведем помощь. Клянусь!
Издалека донесся тихий раскат грома. Лагориец прислушался к нему, сдвинул брови и тихо сказал:
– Твоему миру грозит великая опасность, мой друг. У нас осталось всего четыре часа, чтобы добыть перстень.
4 часа до открытия Заповедных Врат
Сидеть одной в деревенском доме было очень скучно, хотя Лиза и пыталась извлечь из своего положения максимум удовольствия.
Она забралась с ногами в кресло, держа в руке огромную чашку с горячим сладким кофе, и включила телевизор, но без звука. На экране что-то происходило, но мысли девушки были далеко. Лиза вспомнила лицо Андрея. Вспомнила, как он смотрел на нее, когда они расставались, как он шепнул ей: «Береги себя». «Неужели это и есть любовь?» – думала Лиза. Вот, значит, как это бывает. Без букетов орхидей, дуэльных пистолетов, загнанных коней и бурных объяснений. Он просто вышел из метро и улыбнулся ей. И все детские мечты, о которых она почти забыла и которые по прошествии лет считала чепухой, всколыхнулись в ее душе.
Его лицо стало самым прекрасным лицом на свете, а его голос. его голос стал для нее как музыка. Лиза почувствовала приятную истому и улыбнулась своим мыслям.
В памяти всплыла сцена из прошлого. Лиза, тогда еще совсем девчонка, сидела перед клумбой с цветами и смотрела на зеленую гусеницу, ползущую по стеблю гладиолуса.
Подошел Андрей. Руки – в карманах брюк, на лице – снисходительная улыбка. Постоял немного, наблюдая, потом спросил:
– Нравится?
– Кто? Гусеница? – Лиза покачала головой. – Нет. Кому может понравиться такое чудовище!
– Через пару недель это чудовище превратится в прекрасную бабочку. Кстати, если будешь хорошо себя вести, когда-нибудь это случится и с тобой.
Лиза медленно обернулась, посмотрела на Андрея снизу вверх и тихо спросила:
– И тогда ты в меня влюбишься? Андрей засмеялся и весело ответил:
– Не исключено.
Не исключено. Как много раз потом она вспоминала эти слова, как часто повторяла их себе. Нет, в жизни определенно есть судьба. Та самая, которая решает всё и за всех и которая из милосердия (ну, или ради забавы) подбрасывает людям знаки подсказки – но к ним, увы, никто как следует не приглядывается.