Обычно считается, что теология освобождения зародилась в Южной Америке во второй половине двадцатого века. Этот термин был изобретен для характеристики феномена родом из Латинской Америки, поэтому справедливо считать, что он там и возник.

Однако в Испании известен более ранний пример молодого католического священника-идеалиста, помогавшего людям вопреки указаниям церковной иерархии. Несомненно, подобное случалось не раз, не привлекая чье-либо внимание за пределами соответствующей церковной общины. И разумеется, молодые священники нередко попадали во всякие неприятные ситуации. Но, вероятно, еще чаще молодой идеалист, стремящийся творить добро, пылкий, истово верующий, одинокий, заброшенный в бедную общину, в которой люди страдают от множества зол и едва сводят концы с концами, чтобы не пропасть, для кого клир, по идее, должен служить опорой, столкнувшись с этой ситуацией, уповал на веру, горел желанием помочь, полагался на церковь. Многие молодые священники влюблялись в свою паству и всю жизнь работали не покладая рук, чтобы ей помочь.

В данном конкретном случае молодого испанского священника звали Хосе Мария Арисмендиарриета. Он родился и вырос в Стране басков, воевал на гражданской войне за республиканцев, попал в плен к солдатам-франкистам. Говорят, что у него в жизни был свой «момент Достоевского» – его приговорили к смертной казни через расстрел, но он уцелел благодаря бюрократической оплошности: в день казни за ним просто забыли явиться, никто не знает почему. Очевидно у Бога на него были свои виды.

После этого молодой человек принял духовный сан, вероятно, полагая, что жизнь оставлена ему не зря, и в 1941 году в возрасте двадцати шести лет был направлен в Мондрагон. В то время режим Франко все еще пытался утихомирить басков, продолжавших бунтовать после поражения республиканцев.

Поначалу паства была не в восторге от нового священника. На войне он потерял глаз, Писание читал монотонным голосом, держался замкнуто и робко. Можно подумать, что он был контужен или, как мы сегодня выразились бы, страдал от отклонений в развитии. Он молча выслушивал прихожан целых шесть лет, прежде чем придумал, как именно им помочь. До войны в регионе существовала легкая промышленность, которая так и не восстановилась. Отец Хосе Мария прикинул: не запустить ли предприятия по-новому, и, чтобы это сделать, организовал политехническую школу, которая теперь известна как Мондрагонский университет. Вскоре после своего открытия школа начала выпускать инженерные кадры для поддержки нескольких заново открытых производственных предприятий. Самое первое выпускало керогазы. С подачи и при поддержке священника предприятия с самого начала создавались как кооперативы, которыми владели их работники. Эта форма организации была традиционной для басков с их региональной взаимопомощью, отражала докапиталистическую и даже дофеодальную дарономику древней Басконии, зародившуюся, насколько можно судить, еще до появления письменности.

Так или иначе, кооперативы процветали в Мондрагоне, в их корпорацию вступали все новые и новые члены. Со временем в нее вошли городские банки и кредитные товарищества, а также университет и страховая компания. Предприятия работников стали своего рода суперкооперативом, десятой по величине корпорацией Испании с активами на миллиарды евро и ежегодной многомиллионной прибылью. Прибыль не отторгалась для выплаты дивидендов несуществующим акционерам, но распределялась тремя способами: треть – между работниками-владельцами предприятий, треть шла на обновление основных фондов, и еще треть переводилась благотворительным обществам по выбору трудовых коллективов. Соотношение уровня заработной платы между главным руководством и минимальной ставкой было установлено в размере три к одному, иногда – пять к одному, и только в самых крайних случаях – девять к одному. Все компании и предприятия придерживались принципов кооперации, впоследствии официально принятых мировым кооперативным движением, в котором Мондрагон играл роль своеобразной жемчужины: прием новых членов без ограничений, демократическая организация, главенство труда, вспомогательная, подчиненная роль капитала, совместное управление, финансовая солидарность, внутреннее сотрудничество, социальная трансформация, универсальность, образование.

Этот список заслуживает подробного изучения, но не здесь. Если применить эти принципы в комплексе и повсюду, они бы сформировали экономику нового типа, совершенно не похожую на капитализм в его настоящей форме. Они представляют собой гармоничный набор аксиом, на основе которого появились бы новые законы, практики, цели и результаты.

Насколько это удалось осуществить в Мондрагоне, спорный вопрос. Система с самого начала была встроена в мировую экономику, ее пришлось подгонять под новые правила Европейского союза, она была вынуждена постоянно адаптироваться к рынкам и странам, в которых существовала. Некоторые утверждают, что она не работает вне баскского контекста и является порождением баскской культуры. Вряд ли это так. Другие – и их много – отказываются признать, что более гуманная альтернатива капитализму, которую можно назвать католической политэкономией, не только возможна, но существует и процветает уже целый век, не сдавая позиций.

Система пережила свои кризисы: рецессия подорвала расширение критически важных кооперативов, а однажды управляющий сбежал с огромной суммой денег, что серьезно нарушило оборот денежных средств. Тем не менее кооперативы обеспечивают своим работникам неплохой достаток и генерируют культурную среду, в которой уютно жить тем, кто ей привержен. В них процветают солидарность и чувство локтя. Действуя в мире оголтелой конкуренции, кооперативы почти каждый год заканчивают с прибылью, сотне тысяч человек ее хватает и на жизнь, и на поддержание всеобщей культуры.

В мире есть другие зоны и системы, пусть не столь примечательные и цельные, но чем-то похожие на кооперативы Мондрагона. Одни едва сводят концы с концами, другие процветают. Спрашивается только, если их ввести в основной лексикон нашего времени, смогут ли они соответствовать размаху современности? Куда ведет этот путь? Вперед? Выход ли это? Или всего лишь шажок в нужном направлении?

Мы полагаем, что это так. Мы предлагаем распространить проект на всю Испанию. А еще лучше – на весь мир. Это был бы наш вклад. Мы даруем вам Мондрагон.

Моя квартирка была расположена в Сьерра-Мадре, маленьком городке, окруженном высокими пальмами, втиснутом между Пасаденой и Азусой у подножия гор Сан-Гейбриел, бурой гофрированной стеной нависающих над этой частью Лос-Анджелеса. По мне – отвратный вид. Раньше его полностью, даже на расстоянии трех миль, скрывал густой смог – нет худа без добра. Все кольцо гор, опоясывающих Лос-Анджелес, не отличается красотой. Зато, как выяснилось в тот день, служит хорошим барьером.

К счастью, я, пока не сломала руку, много плавала на каяке, и лодка у меня еще сохранилась. Моя однокомнатная квартира находилась над гаражом, но имела отдельный вход, что я очень ценила, потому что мне не требовалось мелькать перед хозяином, он меня почти не видел и не мог устроить какую-нибудь подлянку. Квартиру он мне сдал из милосердия, или так я думала, пока не прояснились его истинные намерения, я не могла больше позволить себе снимать жилье в Голливуде, он, конечно, все понял, когда я скормила ему обычную историю о начинающей актрисе, временно работающей официанткой. Хозяин разрешил хранить крупные вещи в гараже под квартирой, по сути, она представляла собой сарай с санузлом, оборудованный на чердаке. Поэтому, когда образовалась атмосферная река, оказалось, что я одна из немногих жителей города, у кого имелось свое плавсредство.