Пиджак соскользнул с вешалки. Я опустилась на пол и положила его на колени, продолжая сжимать в руках коробочку.

– О, Эшер.

Текущие из глаз слезы постепенно потеплели, смягчились, стало легче дышать. Трещины в сердце начали заполняться надеждой.

Глава 24

Эшер

Дожди лили уже неделю, по радио в джипе я услышал о приближающейся буре.

– Вот черт, – пробормотал я.

Впрочем, буря началась еще в тот миг, когда я ответил на гребаный звонок от кэпа и, похоже, не собиралась заканчиваться.

Сегодня я встречался со своим управляющим делами. Я поручил Элу Джейкобсу взглянуть на «Памятный остров», чтобы знать, как быть дальше. После тщательного аудита он сообщил мне, что на момент аварии дела у фотостудии шли в гору.

– Однако самым ценным было то, что это семейный бизнес, – проговорил Эл. – Вы можете нанять новый персонал, но вряд ли будет получаться так же хорошо.

Конечно, нет, даже близко. Этот бизнес стал таким благодаря теплой улыбке и харизме Налани и фотографиям Моргана. Я не смог бы никого нанять вместо них – они были незаменимы. Да и в любом случае я был слишком занят, чтобы присматривать за делами.

– Продай студию, – распорядился я, хотя при этих словах к горлу подступила желчь. – А все вырученные средства положи на счет Калео, для учебы в колледже.

– Хорошо. Что же касается дома…

Эл объяснил, что дом Моргана и Налани придется снести. Любой сильный шторм, и он вместе с тремя соседними домами просто соскользнет в океан.

Калео больше не сможет вернуться домой.

– Перенеси все вещи в хранилище, – велел я.

– Все? – нахмурился Эл. – Может, проведешь распродажу, чтобы избавиться от…

– Я не стану избавляться от вещей, принадлежащих брату, – бросил я и облегченно вздохнул. – Убери все в хранилище.

Эл кивнул, не понимая, зачем мне это. Он походил на людей, спешивших развеять над водой прах Моргана. Но ведь если раздать все вещи, продать бизнес и выбросить пепел в океан, что тогда останется?

«Ничего. Не останется ничего».

Я въехал на ведущую к дому подъездную дорожку. Солнце уже садилось за горизонт. Конечно же, я наткнулся взглядом на машину Хлои. Она каждый день забирала Калео после школы и сидела с ним, пока я не возвращался с работы. Капитан Рейес сказал, что на следующей неделе мне предстоит несколько суточных дежурств. Пожарная команда и так работала в минимальном составе, мне придется подключиться.

Я настолько вымотался, что усталость, похоже, проникла даже в душу. Я достиг крайней точки. Если ничего не изменится, все просто полетит к черту. Мне требовалась помощь, какое-то средство, чтобы исправить ситуацию.

Я слышал, как внутри Хлоя суетилась на кухне. Вероятно, готовила ужин, хотя я никогда об этом не просил. Калео за кофейным столиком в гостиной делал домашнее задание.

– Как прошел день? – Я взъерошил ему волосы.

– Хорошо.

Калео всегда был довольно молчаливым, но мне хотелось, чтобы он рассказал что-нибудь еще. Знать бы только, о чем спрашивать. Для ребенка, несколько недель назад потерявшего обоих родителей, он невероятно хорошо справлялся. Психолог говорил, что дети редко унывают. Вот только мне сейчас придется сообщить ему очередную плохую новость, поведать еще об одной потере.

Я опустился рядом с ним на колени.

– Я должен кое-что сказать тебе, приятель.

Он поднял на меня взгляд.

– Теперь мы сможем пойти домой?

«Боже».

Он спрашивал об этом почти каждый день, а я увиливал и уклонялся от ответа. Теперь юлить больше не получится.

– Дело в том, что я получил заключение геодезистов. Из-за угрозы оползней в нескольких домах на улице больше нельзя жить.

«Включая и ваш».

– Мы не сможем вернуться? – хмуро спросил он.

Он говорил «мы», логично предполагая, что я перееду в старый дом вместе с ним. Само собой, пожелай он, и я отправился бы даже в колонию на Марсе, однако был бессилен исполнить его простейшее желание – вернуть ему единственный дом, который он когда-либо знал.

– Нет, приятель. Мне очень жаль.

– Что с ним будет?

– Ну… вероятно, его снесут.

Калео замер, потом вновь опустил глаза в свою тетрадь.

– Я хочу домой.

Грудь сдавило от боли, я закрыл глаза.

– Знаю, что хочешь. Если бы мы только могли. Я бы все за это отдал, но…

Он посмотрел на меня большими, карими, расширенными от страха глазами – никто не готовил его к такому горю.

– Дядя Эш, ты не можешь его исправить? Починить вместе с друзьями-пожарными, чтобы он не скользил?

«Я ни черта не могу исправить».

– Хотел бы я, приятель. – Я покачал головой. – Но ты будешь жить здесь, и мы можем точно так же обставить твою комнату. Все, что захочешь.

– Я всегда буду жить с тобой?

– Да. Я…

«Позабочусь о тебе», – хотел сказать я, но злость сдавила горло. Сначала Морган, теперь Калео. Вселенная – бог, или кто там еще – по-прежнему оставляла малышей без родителей, и мне приходилось вмешиваться. Как будто я мог их заменить.

– Ладно, – безэмоциональным голосом проговорил Калео и вернулся к домашнему заданию.

У меня не нашлось больше слов, поэтому я снова взъерошил ему волосы и прошел на кухню к Хлое. В воздухе витал запах соуса для спагетти и пекущегося в духовке чесночного хлеба.

– Привет, – с улыбкой поздоровалась она. – Как прошла встреча с управляющим?

– Ужасно, – тихо признался я. – Придется продать фотостудию. И я только что сообщил Калео, что он не сможет вернуться домой. Слишком опасно.

– О нет! – Хлоя достала из ящика прихватки. Она знала мою кухню как свои пять пальцев. – Как он воспринял?

– Не знаю. Наверняка ему очень плохо, но он скрывает свои чувства.

Я в очередной раз потер глаза и огляделся. Хлоя приготовила ужин, накрыла на стол. Калео делал домашнее задание. Вот та стабильность, которую я изо всех сил пытался ему дать.

– Хлоя… Я думал о твоем предложении переехать сюда.

– Оно еще в силе.

– Но у тебя останется своя квартира, – уточнил я. – И это лишь на время, пока я окончательно не приду в себя. О большем я не прошу.

Она широко улыбнулась, в глазах ее светилась теплота.

– Я просто хочу помочь, чем смогу.

Я кивнул.

– Не хочу показаться засранцем, но сейчас мне не нужны отношения.

Мягко сказано. Сердце разбилось вдребезги, но каждый крошечный кусочек по-прежнему принадлежал Фейт, и так будет всегда. Тоска по ней превратилась в еще один кирпичик в груде боли, которую я