Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вот, Михей Валерьянович! — добавил я в голос жёсткости. — К чему собственно я здесь перед вами распинался. Три моих друга находятся в больнице, а мне даже некому сломать шею за их здоровье! Происходящее в последние дни напоминает второсортный детектив, когда автор сам не знает, кто в итоге окажется убитой! Я пытаюсь хоть как-то упорядочить этот хаос, но признаюсь честно, получается пока не очень. И тут появляетесь вы и начинаете требовать какую-то книгу! Вы ненормальный?
Судя по всему, мной Валерьянович считал себя абсолютно нормальным. Действие яда уже заканчивалось, так что колдун во всю пытался дрыгать ногами и переворачиваться!
Неклюдов аккуратненько отошёл подальше от связанного. Похоже, что теперь он окончательно поверил в мои рассказы про сущности, рвавшие серебряную нить, и решил не испытывать судьбу.
— Михей Валерьянович! — я встал с дивана, а затем прижал дрыгающееся тело к полу коленом. — Я хочу поговорить! И этот разговор будет на моих условиях! Либо так, либо никак иначе!
Колдун подо мной дёрнулся, а затем попытался изогнуться, чтобы ударить мне в бок связанными голенями. Он, видимо, пытался ещё и что-то сказать, но язык до конца и восстановил чувствительность, так что до меня долетели только лишь брызги слюны и невнятное рычание.
— Михей Валерьянович! — укоризненно покачал я головой. — Вы меня либо не слушали, либо не поняли!
В следующий момент я просто сломал колдуну указательный палец на руке.
Это очень больно, причём в первую очередь по мозгам бьёт даже не боль, а сам факт перелома.
Почему? Да потому что он хоть чуть-чуть, но находится за гранью нашей морали. Странное свойство паники, присущее всем живым существам без исключения. Мы достаточно легко переносим словесные ругательства. Ну это ж слова, как говорится, брань на воротах не виснет. Рано или поздно, ругаются все! Мы на кого-то, кто-то на нас! Удары воспринимаются острее. Нет, конечно же, на белом свете существуют белоручки, которые впадают в ступор от первого же удара по сопатке. Как так?
Физическое насилие в нашем прогрессивном толерантном либерально испорченном обществе? По лицу? Кулаком? В смысле «только начали»?
Но даже при наличии ущербных исключений, большинство людей от ударов не умирает. Ни по лицу, ни по спине, ни по шее. Более того, отдельные индивидуумы, начитавшееся в детстве книг про партизан и подпольщиков, вообще воспримут ситуацию как вызов! Он бьёт меня! Он хочет узнать самую страшную тайну?! Не бывать такому!
И тут в дело вступает сломанный палец! Вот это уже за гранью, потому что никто не готов, даже мысленно, расставаться с частью своего тела.
Только что, человек мило сидел на диване и разглагольствовал о мире и сотрудничестве, а потом вдруг хрясь! Сломал палец!
— Михей Валерьянович, не надо орать! — наставительно сказал я, не обращая внимания на то, что Неклюдова сейчас наверное стошнит прямо на ковёр. — Повторяю! У меня нет времени выслушивать все ваши претензии, но раз уж вы пришли и оказались на полу в связанном состоянии, то разговор состоится исключительно на моих условиях.
Рёв от перелома второго пальца оказался громче, так что мне пришлось воткнуть в рот колдуна носовой платок, невесть откуда оказавшийся в заднем кармане.
Вот только не надо думать про меня плохо, нормальный платок, я в него даже не сморкался ни разу!
Неклюдову, видимо, всё-таки немного поплохело. Он кулем свалился в одно из кресел, но, к моему удивлению, даже не предпринял попыток сбежать из кабинета. Дескать, меня там не было, я вообще не в курсе происходящего. То ли любопытство вице-президента оказалось сильнее страха, то ли я действительно думал о нем слишком плохо. Олег Дмитриевич сделал свой выбор и решил, что нам необходимо плыть в этой лодке вместе. Позиция, достойная похвалы и бурных аплодисментов, хотя с другой стороны, а куда ему деваться?
Тем временем, мычание из забитого тканью рта резко уменьшилось в громкости, и я пришёл к выводу, что настало вполне удачное время для продолжения нашего с колдуном разговора.
— Ну что, Михей Валерьянович? — спросил я, заглядывая в глаза лежащему мужчине. — Пообщаемся?
Прикрытые веки, из-под которых пытались выкатиться капли какой-то прозрачной жидкости, нет, ну не плачет же он на самом деле, наверняка означали знак согласия, так что я решил не тянуть и выдернул платок изо рта неожиданного гостя.
— Ты отморозок! — первым делом сообщил мне Михей Валерьянович, как только вновь обрёл возможность разговаривать.
— По-моему, не очень конструктивно? — обернулся я на сидевшего в кресле Неклюдова. Вице-президент был бледен, как натяжной потолок у меня на кухне, но стойко держался в этой реальности, вцепившись в кожу подлокотника кресла.
— Подожди! — выдохнул колдун. — Давай поговорим! Я вообще пришёл не к тебе, а к племяннику Еремеева. Мне нужна эта книга! Время идёт, а сделка до сих пор не закрыта!
— Прискорбный факт, — согласился я со связанным мужчиной. — Тем более, что неведомая мне книга явно нужна не для коллективного чтения в вашей общине. Что там, Михей Валерьянович? Рецепты человеческих жертвоприношений? Запретные ритуалы? Откуда такая спешка и неуважение воли покойного?
— Я заключил сделку, — упрямо мотнул головой колдун. — Если её не выполнил один Еремеев, то пусть исполнит его наследник. Где он? Или это тоже огромная тайна?
— Я не очень понимаю, к чему именно относится слово тоже, — наблюдать за мимикой Михея Валерьяновича оказалось почему-то дюже увлекательно. В голову невольно пришла мысль, что по его гримасам можно легко составить справочник для начинающего актёра — настолько чётко и ярко проявлялись на его лице эмоции. — Но господин Еремеев вам сейчас никак не поможет. За короткое время пребывания в России он наворотил столько, что боюсь, полковник Седых не скоро отпустит его из своих казематов. И радуйтесь, что вы сейчас общаетесь со мной, а не с ним. Я так понял, что у Эдуарда Алексеевича к вам очень большие претензии. Чем вы там пытались баловаться? Некромантией с человеческими жертвоприношениями? Я надеюсь, до убийства младенцев дело не дошло?
Колдун дёрнулся, как от пощёчины, а я понял, что подозрения Эдика имеют под собой реальную почву. Фигура Михея Валерьяновича заинтересовала меня ещё на оглашении завещания, всё-таки столь колоритный персонаж не мог не броситься в глаза, так что я при первой же возможности поинтересовался у полковника, кто этот неформал, откровенно плюющий на все нормы и правила поведения.
То, что поведал мне Эдик, вызвало в моей душе бурю эмоций, и