Она поступила как в ресторане «Раба» – желая скрыть выражение лица, принялась жевать.

– Но это правда. У дедушки были свои секреты. Что-то не давало ему покоя. Остров был наш, но когда я спрашивала его, почему он позволяет там жить этому странному человеку, которого считают убийцей, дед отвечал уклончиво. Он был зол на Эйнара, но причину я узнала только сегодня. Потому что Эйнар забрал орех себе.

– Это еще неизвестно. Зачем бы он тогда поселился у вас под носом?

Девушка прищурилась. Mы моментально превратились в выразителей унаследованной от своих семей вражды.

– А не может эта древесина храниться на Хаф-Груни? – предположил я, чтобы снять напряжение. – Ведь приклад он сделал из нее.

Гвен отодвинула на край тарелки маринованный огурчик и отрезала кусочек хлеба. Вилкой повозила его в соусе, оставляя на фарфоре чистую дорожку. Интересно, подумал я, как она подаст свою историю, чтобы придать ей аппетитный вид.

– Невозможно, – сказала Гвен. – Как-то раз Эйнар уехал, и дедушка послал целую бригаду, чтобы обыскали весь остров. Они провели там четыре дня. Взломали замки, покопались в земле, даже внутреннюю облицовку стен сняли. Я спросила его, что они ищут. Он ушел от ответа. А дед был не из тех, у кого захочешь допытываться.

– Почему после смерти Эйнара вы не выкинули его вещи с Хаф-Груни?

Гвен опустила глаза. Бесцельно повертела ножом и вилкой. Наконец положила их на стол и снова вытерла губы. А когда подняла на меня глаза, ее светских ужимок как не бывало.

– Потому что я… – начала она. – О господи, это все так по-детски!

– Да что?

– Я это уже давно спланировала. Я ждала, чтобы ты приехал.

– Ты ждала меня?

Гвендолин протянула руку через стол и накрыла ею мою ладонь.

– Дa, тебя, Эдуард Дэро Хирифьелль.

Она рассказала, как ее беззаботная юность разом закончилась, когда дедушка оступился на лестнице, упал и умер. Шериф вручил ей копию документа на участок, Хаф-Груни. В этом документе говорилось, что право проживать там принадлежит Эйнару, а после его смерти переходит к некому Эдварду Дэро Хирифьеллю, ее ровеснику.

Гвен вышла наружу и посмотрела на остров в бинокль. Увидела поднимающийся над ним дым от растопки торфа, вспомнила о странном столяре, делавшем гробы. Она встречала его иногда на паромной пристани, но они не общались. Неужели у него правда есть наследник? И она впервые задумалась о том, каков я, как выгляжу.

Через несколько лет пришло известие, что единственный обитатель Хаф-Груни умер. Гвен тогда жила в Эдинбурге и отправилась на похороны в надежде встретиться со мной. Но в Норвике она встретила лишь молчаливого пожилого мужчину, приехавшего на «Мерседесе» с норвежской регистрацией. Девушка рассказала, что Хаф-Груни принадлежит семье Уинтерфинч, и спросила его, собираюсь ли я претендовать на право проживания там.

– Это мой внук пусть сам решает, – ответил дедушка на плохом английском, после чего сел в машину и уехал.

Это лишь разожгло любопытство Гвен. Она взяла «Зетленд» и впервые сошла на берег Хаф-Груни. Девушка задавалась вопросом, зачем ее дед обыскивал остров. Это было еще до того, как Агнес Браун съездила туда навести порядок, и дом стоял незапертым. Гвен зашла в мастерскую, где Эйнар изготавливал гробы. Порылась в его вещах, но ей стало не по себе, и она убралась восвояси. Через пару дней приехала снова. Но к тому времени там уже побывал кто-то, и этот человек сменил замки, что ее только подзадорило.

Адвокат предложил ей связаться со мной в Норвегии и выяснить все напрямую. Но Гвен подумала – нет. Лучше подождать. Оспорить предоставленное документами право, но не более того. У человека, прятавшего что-то от дедушки, есть родственник. Если прервать с ним связь, исчезнет последняя возможность разобраться в этом деле. Лучше посмотреть, что будет дальше. Эдвард Дэро Хирифьелль приедет.

– Так что дa, признаю, – сказала Гвен. – Я надеялась, что ты появишься и где-то проколешься, оставишь след, по которому я смогу пойти.

– А ты цинична, – заметил я.

– Да не особенно, – возразила девушка. – Я ведь не знала, что твои родители погибли в Отюе. Кстати, а ты? Почему ты не раскрыл карты? Почему делал вид, будто ты такой простачок, что готов поверить всему, что надует тебе в уши Гвен Лиск? Объясните, месье Дэро!

Она произнесла мое имя на прекрасном французском. Ее произношение было куда изящнее моего, будто моя предыстория принадлежала ей в большей мере, чем мне самому. Родовое имя, произнесенное так звучно, распалило во мне желание разобраться в действительно важном вопросе, и я задумался о лесе, принадлежавшем маминой семье. Как он сейчас выглядит?

– Эй. Нечего ответить? – спросила моя собеседница.

– Отчего же, – спокойно ответил я. – Потому что общаться с тобой мне стало интереснее, чем копаться в прошлом.

Гвен замолчала. Воткнула вилку в блестящую от жира одинокую картофелинку, всю в темных крапинках рубленых трав, и стала жевать ее. Разрезала маринованный огурец пополам и тоже отправила его в рот. Потом и я последовал ее примеру. Долго не глотал, продлевая восприятие языком вкуса уксуса.

– А мне понравилось, – сказала она. – Понравилось быть Гвен Лиск. Ездить в твоей вульгарной машине, ночами где-то болтаться… Может быть, я уже влюбилась в тебя, только еще не поняла этого.

Ее глаза приобрели мечтательное выражение, как в тот раз, когда мы только познакомились. Вот так, подумал я, чем дальше в лес, тем больше дров.

– После похорон Эйнара я вернулась в Эдинбург, – продолжила Гвен, – но на каникулы приезжала в тот каменный домик. Мне нравилось думать, что в сказочной Норвегии есть незнакомый мне человек, которого судьба раньше или позже приведет сюда. Ты для меня превратился в неразвернутую конфетку моей жизни. К этому году я уже почти забыла всю эту историю, как вдруг позвонил продавец из того магазина. В тот же вечер я увидела, как ты переплываешь пролив.

Она изменилась. Стала красивее, словно застывшие в маску черты вдруг расслабились.

– Я представляла тебя изворотливым типом, который попытается меня обхитрить. А ты оказался handsome[57]. Благородным по-своему. Как голодное, истекающее кровью породистое животное. Намерения которого противоречат моим. Ты меня удивил. Никто из моих знакомых мужчин не стал бы вытаскивать на берег дохлую овцу.

Я кашлянул, думая о нашем возвращении. В Эдинбург отправились Гвен Лиск и Эдвард Хирифьелль. Назад вернутся Гвендолин Уинтерфинч и Эдуар Дэро.

– Можно спросить, – заговорил я. – Что ты будешь делать с грецким орехом, если найдешь его?

– Зависит от того, по какой причине Эйнар его прятал.

Гвен подозвала официанта, отказалась от чая и попросила счет. Посмотрела на свои старые часы, рассчитывая, сколько времени уйдет на обратный путь. Сказала, что мы, к сожалению, не успеем зайти в ее тутошнюю квартиру.