Пока два помощника топили камин в спальне Линкольна, Герцогиня внесла туда тяжелый запертый чемодан. Она попросила присутствующих повернуться спиной и сожгла всё содержимое чемодана.

На следующий день в Овальном кабинете стояли ящики с армейской маркировкой. Герцогиня сидела на полу и, глядя остекленевшими глазами, раскладывала документы на две кучки. В конце концов она сожгла обе, не подпуская никого к бумагам и отвергая любую помощь.

Герцогиня велела выкопать в саду за Белым домом большую яму и развела там огромный костер из папок, коробок и личных вещей. Пока они горели, она шептала про себя: «Так надо, Уоррен, так надо».

Она подолгу отдыхала в своей бывшей гардеробной. Многие известные люди являлись засвидетельствовать почтение: министр внутренних дел Альберт Фолл выразил соболезнования, затем принялся уверять, что чист, как стеклышко, а обвинения, будто он незаконно передал частной компании нефтяное месторождение – топливный резерв Военно-морского флота – гнусные наговоры. Герцогиня ответила: «Всё в прошлом», и Фолл, облегченно вздохнув, вышел. Следом явились нефтяные магнаты Эдвард Догени и Гарри Синклер, желавшие сообщить – после всех приличествующих слов, – что совершенно случайно выиграли на некоторых сделках, о которых знал ее муж, но ничего противозаконного не совершили. Она заверила, что ей это известно.

Еще через полчаса Чарльз Форбс, человек, известный своей потливостью в минуты волнения, ворвался в комнату и с порога объявил, что не грабил Ветеранский фонд, а причина всех недоразумений – его слабая память и небрежное ведение отчетности. Герцогиня мягко попеняла ему за забывчивость – он не сказал, как сожалеет о смерти бедного Уоррена, отлично знавшего, сколько стараний он вкладывает в ведение отчетности. Форбс замолчал, вытер лоб, взял руку Герцогини и, промолвив «Спасибо», вышел.

Последним явился Гарри Догерти, пьяный в дым. Он сказал, что скорбит по Уоррену, как по родному брату, и кто теперь развеет обвинения, будто он, Догерти, продавал лицензии бутлегерам, выносил за взятки несправедливые судебные решения и поручил почте конфисковывать чеки, посланные демократической оппозиции на проведение избирательной кампании. Он говорил так долго, что Герцогиня наконец приподняла траурную вуаль и сказала: «Гарри, Уоррена больше нет. Ты по-прежнему генеральный прокурор. Теперь твой начальник – Кулидж». Договорив, она опустила вуаль, и Догерти просветлел, как человек, сию минуту обнаруживший, что влюблен.

Так оно и продолжалось, пока все махинаторы, мелкие и крупные, не убедились, что единственный совестливый человек не намерен поднимать шум. Герцогиня вернулась к своим делам и, закончив жечь бумаги, навсегда покинула Белый дом. В общественном хранилище, занимающем целый квартал рядом с мусоросжигательным заводом в Мэрион, штат Огайо, было больше двухсот сдаваемых внаем помещений. Самое большое из них – площадью тридцать тысяч квадратных футов – взял в бессрочную аренду фонд, созданный в начале политической карьеры Гардинга. Когда федеральные службы получили наконец ордер на обыск, то нашли помещение совершенно пустым.

На складе в Александрии хранились по меньшей мере четыре тысячи коробок – десять футов длиной, фут шириной и фут высотой, – плотно набитые бумагами. Национальный архив, запросивший документы, касающиеся личной и политической карьеры Уоррена Г. Гардинга, получили всего две коробки.

Когда солнце село и зажглись уличные фонари, Картер по винтовой лестнице спустился в гараж. Малыш привычно устремился в проход между «бентли» и «пирсом-эрроу», останавливаясь, как всегда, чтобы понюхать колеса. Затем большая кошка и хозяин вышли на улицу.

Картер прогуливал Малыша без поводка – лев отлично слушался голоса. Они гуляли вместе уже двенадцать лет, по всему миру, в городах и деревнях, по пляжам и по горным тропам. В последнее время Малыш уже не гонялся за белками и не прыгал за тенями, а тихо трусил или сидел, слушая завывания ветра в кронах. Ему было почти тридцать, грива поредела, суставы плохо гнулись, он потерял семьдесят фунтов. Глядя, как Малыш спускается по узкой лестнице в парк, Картер подумал, что, наверное, выступление с президентом Гардингом было для льва последним.

Картер жил у входа в парк, окружающий озеро Мерритт. Зеленое пятнышко на карте свидетельствовало, что власти Окленда мечтали обзавестись чем-то вроде Центрального парка или парка «Золотые ворота». Из-за скудного финансирования начинание выродилось в запущенный лесок с грязными дорожками; даже летние эстрады и беседки выглядели так, словно их за ненадобностью свезли сюда из других городов. Более того, поговаривали, что тут водятся привидения, поэтому после захода солнца в парке можно было встретить разве что воров или наркоманов. Короче – идеальное место для прогулки со львом.

Малыш прошел между двумя посеревшими каменными львами у входа, не обратив на них ни малейшего внимания (хотя Картер всегда надеялся, что он узнает собратьев). Вместо этого Малыш, как обычно, хотел скорее подойти к озеру и остановиться, вынюхивая недосягаемых цапель. Ветерок морщил воду, дробя отражения лампочек, развешанных между фонарными столбами – так называемое «ожерелье огней». Весь берег, как театральную вывеску, окаймляли гирлянды ламп – первоначально их развесили, чтобы развеять слухи о привидениях, но теперь превозносили как одну из достопримечательностей Окленда.

Картер ни разу не видел привидение, однако сама мысль ему нравилась. Кто откажется встретить призрака? Впрочем, пока ему не везло. По выходным он во второй половине дня ходил через парк до паромной переправы, смотрел на лодочников, на живописцев с мольбертами, на бегающую ребятню и думал, как странно, что в темноте эти же места кажутся такими зловещими.

Отсюда мысль снова возвращалась к призракам. Первой свежей идеей за девять лет стал замысел спиритического сеанса. Номер назывался «Левитация мадам Зора» и занимал в программе двадцать пять минут: под призрачные стоны и потусторонние стуки спиритка, паря в воздухе, отвечала на вопросы зрителей об усопших близких. Картера всегда смущала эта часть шоу, однако его коллеги, угождая зрительским вкусам, показывали сходные номера. В начале действия объявляли: Великий Картер заплатит тысячу долларов золотом тому, кто продемонстрирует подлинное спиритическое явление, которое он, Картер, не сможет воспроизвести.

Он надеялся показать, что вызывание духов в программе – шутка, однако после каждого спектакля приходило несколько писем: люди слезно молили вернуть с того света родных и любимых. Иногда письма просто огорчали – их авторы явно не блистали умом; иногда – надрывали душу.

Он сочувствовал авторам писем. Одно дело – вытащить кролика из шляпы, другое – претворить воду в вино. Когда зарабатываешь на жизнь чудесами, возникает соблазн притвориться всемогущим – особенно когда люди так этого хотят. Даже ведущий научный журнал «Сайентифик америкен» рассматривал механических медиумов в надежде расширить горизонты познания. Если есть газы без цвета и запаха, разъедающие кожу, и плесень, побеждающая болезни, почему не появиться машине для общения с умершими? Никто уже не понимал, что возможно, а что нет, более того, какими средствами – естественными или сверхъестественными – это достигается. Картер заметил: строго научное объяснение – скажем, что скелет виден благодаря рентгеновским лучам – разочаровывает публику. Люди хотят изумляться дважды – сперва увиденному, затем тому, что научный прогресс, в который они верят – ничто перед божественным вмешательством.