Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может ли новая иллюзия быть впечатляющей и одновременно не ранить легковерных зрителей? Что, если отбросить все атрибуты спиритического сеанса – бубны, стоны, эманации? Вызвать духа, задать вопросы и отпустить его обратно в астрал? Ледок и Джеймс помогут сделать иллюзию реалистичной.
Они с Малышом прошли под аркой, заплетенной диким виноградом, к птичьему заповеднику. В этот час цапли и гуси были по большей части на островах, остальные взлетали, завидев льва. Малыш в жизни не поймал ни одного животного и наверняка не знал бы, что делать с гусем. Однако ему иногда нравилось поохотиться, напомнить птицам, что он – лев.
Ты здесь, призрак? – спросил Картер, указывая налево и воображая быстрый фокус с хрустальным шаром. – Или здесь? Призрак мгновенно переносится в другой шар, справа. Но вот хорошо ли обещать ответы тем, кто скорбит о близких? Может, сделать его не призраком, а, например, эльфом? Зерно сомнения, упав на благодатную почву, быстро пошло в рост – сомнения, которое Картер испытывал со дней «Шантажа»: достойная ли это иллюзия?
Лев трусил впереди. Внезапно он напрягся всем телом, взмахнул кисточкой на хвосте и скакнул в кусты.
Картер недовольно прищелкнул языком. Слышался хруст веток: если в трехстах фунтах львиного тела и была унция кошачьей грации, Малыш никак ее не проявлял. Картер свистнул. Хруст затих. Лев не вернулся.
Малыш углубился в парк. Диких животных здесь нет. Если Малышу вздумалось поохотиться на грабителя, то пусть себе развлекается – это может быть даже забавно. Картер постоял у кромки воды, вглядываясь в темноту под деревьями и надеясь, что Малыш выдаст себя каким-нибудь звуком. Вот за одним кустом мелькнул припавший к земле силуэт льва, вот снова, уже в другом месте. Куда он крадется? Ожерелье огней почти не давало света. Порыв ветра качнул гирлянды, повеяло запахом гуано и креозота. Картер обмер: он увидел в свете фонаря шляпку и стройный силуэт одинокой женщины на скамейке. Малыш охотился на нее.
Кричать было поздно: в следующий миг лев перемахнул через скамейку и, растопырив лапы, грузно приземлился с другой стороны. Картер со всех ног бросился туда, мысленно перебирая слова, которые не раз говорил лондонским уличным мальчишкам или таможенникам в порту Сан-Франциско: Малыш просто играет, он и мухи не обидит.
И тут Картер застыл, как громом пораженный: женщина угощала Малыша бутербродом.
Лев взял кусочек мяса из ее рук и громко зачавкал. Женщина оторвала еще, нимало не пугаясь, что лев трется о землю у ее ног.
Когда Картер был шагах в десяти от скамейки, женщина громко сказала через плечо:
– Ничего, что я кормлю его ростбифом?
Проглотив комок, Картер сказал:
– Да, да. Он любит ростбиф.
До чего же хладнокровная особа!
– Хорошо. А я всё пытаюсь понять, что это за собака.
Картер рассмеялся. И впрямь очень хладнокровная особа!
– Это шнауцер.
– Вы меня дразните. – У женщины был ясный голос, правильный, как у школьной учительницы. Подойдя ближе, Картер заметил, что на ней простое шерстяное платье, много лет назад вышедшее из моды и слишком легкое для прохладного вечера. Она сидела спиной и на мгновение обернулась: он успел заметить крупный красный рот и отблеск очков. Возраст, цвет кожи и волос – всё скрывала тень от шляпки. И вообще, что женщине делать здесь в такой час?
– Я случайно знаю, что шнауцеры гораздо меньше. Как его зовут?
– Малыш.
– И что это за порода?
– Ну, если он не шнауцер, то, значит, лев.
– Теперь вы точно меня дразните. – Она протянула Малышу еще кусок мяса, который тот немедленно заглотил.
– Если быть совсем точным, африканский лев.
Женщина промолчала, Картер немного огорчился. Потом она протянула еще полоску ростбифа, а когда Малыш потянулся к мясу, отвела правую руку, а левой погладила его от гривы до кисточки на хвосте.
– Господи! – Она вскочила со скамьи и повернулась к свету. Картер увидел бледное, без кровинки, лицо. Рот женщина зажала руками. Очки у нее были закрашены черным.
– Ой, – не подумав, сказал Картер. – Вы – слепая.
– Это лев! – выкрикнула она.
– Простите, я думал, вы знаете. Я думал… пожалуйста, не волнуйтесь. Он ручной.
– У вас лев!
– Пожалуйста, не пугайтесь. Он вас не обидит. Думаю, он подошел, потому что от вас пахло ростбифом. – Картер взглянул на Малыша, который теперь обнюхивал обертку от бутерброда. – Вам ничего не грозит.
Женщина попятилась и нащупала руками фонарный столб.
– Меня зовут Чарльз Картер. Я – фокусник, – произнес он тем же голосом, каким успокаивал добровольцев на сцене. – Я живу неподалеку и прогуливаю льва в темноте, чтобы никого не встретить. Простите, что напугали вас. Сейчас мы уйдем. – Он прищелкнул языком, Малыш неохотно подошел. Картер приподнял шляпу – идиотская формальность, когда прощаешься со слепой женщиной, однако происшествие выбило его из колеи, надо было поскорее отойти и собраться с мыслями.
Он не сделал и нескольких шагов, как женщина сказала:
– Искрометный и обходительный махатма.
– Простите?
– В газете вас назвали «искрометным и обходительным Махатмой».
– А, да. – Он нахмурился. – Им следовало написать: «искрометный и обходительный махатма, прогуливающийся по вечерам со львом».
Женщина обхватила себя руками – она всё еще немного Дрожала – и спросила:
– Не забыли ли они упомянуть еще что-нибудь? Каракуртов?
– У меня не много ассистентов, которые могли бы выступить в роли каракуртов.
– А как насчет ваших друзей?
– Простите?
– Я думаю, поблизости есть несколько человек.
Картер повернулся к деревьям.
– Если в лесу есть люди, то они ничьи не друзья.
Он чуть было не оставил слепую женщину на милость невидимых грабителей. Однако почему она не попросила о помощи?
– Ваш лев и съел президента Гардинга?
– И до сих пор сыт.
Никакой реакции с ее стороны – даже улыбки. Разрываясь между желанием поддразнить собеседницу и помочь ей, Картер добавил:
– Как вы понимаете, на самом деле он президента не ел. Это был фокус.
– Говорят разное.
– Знаю.
Она вздохнула, но промолчала.
– Простите, что не спросил вашего имени.
– Феба Кайл.
– Что привело вас в парк, мисс Кайл?
– Я… гуляла. Спасибо.
– Вы знаете, где находитесь?
– Разумеется. Озеро справа, птичий заповедник – вот там. Приют… – она неопределенно махнула рукой, – в той стороне. И, само собой, я знаю, что между мной и приютом множество наркоманов.