Но ему возражали другие — не сбежал, а специально забросили, чтобы тут пропагандировать коммунизм. В общем, разговоры были один другого чудесатее.

— Я с вами больше не разговариваю, — пробубнил Мальцев, когда мы поехали на смену. — Да у моей Сусаннки лучшая задница в мире!

— Чем докажешь? — Упрямо и нагло усомнился Боря Александров.

— Как дам по шее, без доказательств. — Погрозил кулаком «Есенин» русского хоккея.

— Вы чего, мужики, словно один из вас болельщик «Спартака», а другой «Динамо»? — Я приобнял обоих партнёров по тройке нападения. — Задница у твоей Сусаннки — во! И закрыли тему. Харлам! — Окрикнул я Валеру Харламова, который уже выехал на площадку. — Пока 2 : 1 — в мою пользу.

— Намёк понял, ха-ха, — Засмеялся наш легендарный № 17-ый.

Я уселся на лавку и приготовился ждать, ещё один шедевр от Харламова. Но играющие против армейской тройки чехи Кохта — Недомански — Палечек, сами выиграв вбрасывание, прижали наших парней к воротам Володи Минеева. А защитники Бубла и Хорешовски за эти секунды дважды щёлкнули от синей линии. В первый раз, под шайбу бросился Валерка Васильев, а во втором случае Минеев сам отбил шайбу к дальнему борту. В этом закруглении Йозеф Палечек отвоевал резиновый диск себе, укатил за ворота и оттуда резко отпасовал на самый пятак перед воротами. И первым на шайбе оказался Вацлав Недомански, который продавив защитников Васильева и Гусева, в касание сильно и мощно щелкнул.

— Бамс! — Звякнула штанга, и шайба пулей отлетела в сторону синей линии.

Иржи Бубла бросился на перехват, но выскочивший с краю Валера Харламов, подбив клюшку чехословацкому защитнику, пропихнул шайбу дальше. Вся наша скамейка запасных разом вскочила на ноги, так как на ворота Холечека кроме Харламова под номером 17, побежал и Михайлов номер 14. Йозеф Хорешовски на хорошей скорости покатил спиной к своим воротам, карауля передачу от Валерия на Бориса. Однако армейский 17-ый номер войдя в зону атаки и приблизившись к воротам Холечека на расстояние убойного выстрела, пожадничал, сам шмальнул с кистей и попал точно в девятку.

— Гооол! — Наконец заорала вся наша команда, пока на табло меняли счёт с ничейного, на 4 : 3 в нашу пользу.

— Два — два, пиво лучше, чем вода, водка тоже, но дороже. — Похохатывая ответил мне Валерий Харламов.

— Половина моя — половина наша! — Я шлёпнул по хоккейному шлему армейского форварда.

* * *

Перед третьим решающим периодом в раздевалке тренерским штабом решался наиважнейший вопрос — что делать с Недомански? Во второй двадцатиминутке поведя 4 : 3, мы умудрились пропустить дважды и каждый раз нас огорчали хоккеисты именно этой чехословацкой тройки. Сначала счёт сравнял Кохта, а затем Палечек с передачи Недомански вывел сборную ЧССР вперёд — 4 : 5.

— Чё Тафгай молчишь? — Угрюмо посмотрел на меня Борис Кулагин.

— Слава Анисин, без обид, ваша тройка напарила. — Ответил я. — Только Борис Палыч, вы же сами настояли на таком стартовом составе. Хотя видели, что Недомански в два раза крупнее Анисина, вот чех грамотно габаритами и воспользовался. А что сейчас делать? Жлуктов не завялен, Якушев чем-то в отеле отравился. — Я посмотрел на парней, которые сегодня на игру даже не переодевались. — Серёжу Капустина, номинального флангового игрока, надо ставить к Лебедеву и Бодунову в центр. Серёжа большой цепкий в Вацлава вцепится, играть спокойно тому не даст. Ну и начать мы можем период в две тройки нападения спутаем чехам все карты. Мы с Володей Петровым пока ещё не устали. Так ведь Вова? — Я посмотрел на армейского центрфорварда, который был мокрый как из душа.

— Надо, сыграем, — пробухтел он.

— Комсомол ответил — есть, — улыбнулся я.

— Капустин разминайся, — согласился с решением тренерского совета Всеволод Бобров.

* * *

В третьем периоде, перепутав все карты, особенно старшие козыри, подопечным Ярослава Питнера и Владимира Костки, мы зажали чехословаков в их зоне так, что в первый ответный бросок они нанесли по воротам Минеева, где то минут за пять до финальной сирены. Единственной недостаток в нашем подавляющем преимуществе был один — шайбы упрямо не шла в ворота. Я даже не выдержал, выбежал в подтрибуный коридор и разбил там ни в чём неповинную клюшку вдребезги. Всеволод Михалыч укоризненно покосился, но ничего не сказал.

— Михалыч, снимай Минея! — Гаркнул я, когда секунды на табло принялись отсчитывать предпоследнюю минуту матча.

— Вбрасывание выиграешь, сниму, — буркнул старший тренер, когда на лёд вышла моя тройка нападения и пара защитников Васильев и Гусев.

— Лады, — кивнул я. — А кого выпустишь-то?

— Всё ребята хороши, выбирай на вкус, — перефразировал Маяковского, не теряя самообладания, Всеволод Бобров.

— Харламов сегодня две положил, вот и пусть катится. — Зло улыбнулся я и почему-то пропел. — Валера, Валера, ты словно снег самый первый, ла-ла-ла!

«Всё понеслась! — подумал я, встав на точку вбрасывания в средней зоне. — В городе регулярный сезон закончился, наступила ночь, все легли спать, и проснулась мафия, начинается плей-офф». Первый щелчок по шайбе за минуту и пятьдесят секунд до конца игры я сделал по-плейоффовски. Вацлав Недомански даже не дёрнулся. Ярослав Питнер выпустил именно его тройку нападения на этот решающий отрезок с защитниками Махачем и Поспишилым. Шайбой завладел Саша Мальцев, обыгрался с Васильевым, и сам же разогнавшись, привёз её в зону атаки, где резко затормозив на две ноги, катнул на меня. Я прикрыл непослушную шайбу корпусом и ломанулся дальше, поближе к воротам Холечека. Правда, передо мной сразу же вырос лес чехословацких клюшек, ног, коньков и хоккейных шлемов, поэтому я, промчавшись по большой дуге, бросить не смог, зато заехал за ворота нашего непримиримого соперника. Там на меня накинулся Франтишек Поспишил, единственный из чехов кто никогда не бил исподтишка и двинул мне так по спине, что потемнело в глазах. Поэтому шайбу я пробросил вдоль борта по закруглению на «Малыша», на левый фланг атаки. «Потом синяки посчитаю», — рыкнул я про себя и ломанулся на пятак. А у синей линии, уже появился шестой полевой — Валерий Борисович Харламов. Он получил пас от Бори, и, пользуясь тем, что его никто не ждал, двумя обманными движениями протиснулся на отличную ударную позицию.

— Да бросай, мать твою! — Заорал я. — Бросай, чистоплюй хренов!

И