расточительной и нелепой. Французский интеллектуал Мишель Монтень отмечал, что у едоков были салфетки и по набору столовых приборов у каждого. «Один итальянский повар, – писал Монтень, – прочел мне лекцию о науке организации ужина с таким серьезным и ученым видом, словно речь шла о насущной проблеме богословия <…> он открыл мне разницу во вкусах <…> после этого разъяснил порядок смены блюд со множеством разных деликатных тонкостей <…> и все это словами, полными важности и величия, какие используют обычно при описании правительства империи».

Но какими бы могущественными ни были игры успеха ремесленников и торговцев, их культурой все еще управляли игры добродетели, исходящие от религии и дворянства. В том, что касается главного, они все так же смотрели назад: неважно, собиралась ли итальянская элита с помощью Библии или же античных классиков усовершенствовать нравственность и способствовать развитию ремесел, – главное, что для решения проблем настоящего необходимо было обратиться к мудрости прошлого.

Но затем ситуация на Западе стала меняться. За много веков до этого христианская элита начала перепрограммировать своих игроков – те становились более открытыми и меньше почитали собственные группы. Это обеспечило бóльшую восприимчивость жителей Запада новаторским идеям. Восток, обращенный внутрь себя, перенял сравнительно немного западных технологий и концепций, зато ненасытный Запад с удовольствием присваивал то, что можно было почерпнуть на Востоке, – как показывает, например, тот факт, что итальянцы полюбили есть с фарфора. Но мы увлеклись не только их прекрасными товарами, деликатесными и дурманящими, мы перенимали и плоды их коллективного гения, в том числе индо-арабскую десятичную систему цифр и счисления, знаки арифметических действий: точки для разделения разрядов, плюс, минус, знаки умножения, деления; принципы начисления процентов и векселя.

Такая открытость новым идеям стала частью погони за статусом. В 1500-е годы в Италии, а затем и по всей Западной Европе распространилась мода на «полезные знания». «В самом начале это проявлялось как увлечение среднего класса обучением и искусствами, а черты ученого и джентльмена объединились в серьезных, хоть и в какой-то степени дилетантствующих, интеллектуалах», – писал историк экономики Джоэль Мокир. Эти джентльмены-мыслители, известные как «виртуозы», писали книги на такие разнообразные темы, как, например, лесное хозяйство, математика и законы о роскоши. Их игра успеха строилась на любви к знаниям ради знаний. Виртуозы «превратили любопытство из порока в добродетель». Обладание знанием стало символом статуса: «Придворный превратился в ученого, а на смену культуре демонстрации украшений пришло обучение ради славы и восхищения».

По мере того как иллюзии виртуозов распространялись ниже по социальной лестнице, от дворянства к более широкому кругу интеллектуалов, формировалась серьезная статусная игра вокруг новых и полезных знаний. Венецианский государственный деятель и мыслитель Франческо Барбаро назвал ее Respublica Literaria, или «Республика ученых». Эта игра стала возможна благодаря системе почтового сообщения, охватывавшей большую часть Западной Европы. Выдающиеся мужчины и женщины могли теперь доносить свои идеи в памфлетах, периодических изданиях, книгах и личной переписке. Они были знатоками множества дисциплин, включая медицину, науку, философию, богословие, астрономию и филологию. Они создали международную игру успеха, в которой высокий статус присваивался за блестящую демонстрацию компетентности.

Простое оттачивание знаний о прошлом ценилось в этой игре невысоко. Завоевать статус можно было в связи с чем-то новым: прогрессом, новаторством, открытием, оригинальными идеями. В награду за это можно было получить солидное финансовое поощрение: лучших игроков брали под покровительство герцоги, принцы и короли, которые хвастались тем, что на них работают лучшие умы, и выгодно использовали их профессионализм в деле строительства государства. Купцы тоже нанимали математиков и инженеров, чтобы те способствовали их процветанию. Но движущей силой Республики ученых были не деньги. Вот что пишет об этом Мокир: «…главную роль играла репутация, основанная на оценке других ученых <…> самым желанным было, чтобы мастер признал тебя одним из равных, и именно это было движущей силой трудов ученых в Европе раннего Нового времени». Игроки могли повысить свой статус, став международными знаменитостями, о которых шла слава по всему континенту, а их открытия – законы, методы, процессы, обнаруженные небесные тела, зоны мозга и части тела – называли в их честь.

Правила, по которым шла игра Республики, звучат как манифест будущего науки и технологий. Вместо того чтобы ревностно охранять свои идеи, игроки открыто делились ими. Знание рассматривалось как общее благо, но авторы новых идей могли по праву получать от них прибыль; интеллектуальные заимствования были допустимы, но кража идей каралась позором; на письма следовало отвечать; новые идеи могли и должны были подвергаться сомнению; границы рода, клана, нации и религии переставали существовать. Был разработан «научный метод» апробации теорий, который, как писал один ученый, «учит людей скромности и знакомит их с собственными ошибками, устраняя тем самым высокомерную гордость разума». К экспериментам применялись строгие стандарты: обязательными считались непредвзятый анализ данных, точные записи, воспроизводимость результатов и непременная их публикация.

Возникновение Республики ученых – одно из крупнейших событий человеческой истории. Это важная точка на шкале времени, наряду с приручением огня, возникновением оседлого образа жизни, сплетен и репутации, расцветом империй и религиозными завоеваниями. Как будто кто-то взял два электропровода и соединил их, вызвав взрыв, отбросивший нас волной в новую эпоху. Первый провод под током – наша способность создавать культуру. Люди смогли завоевать планету отчасти потому, что живут в сети, где информация сохраняется. Каждому родившемуся человеку не приходится заново познавать все самому: знания передаются от старших ко всем следующим поколениям. Но в старых семейных играх добродетели знания чаще всего циркулировали внутри группы. Идеями других коллективов интересовались мало. В таких играх добродетели никогда толком не было инноваций, поскольку мысли игроков было направлены лишь на почитание предков и поиск мудрости прошлого. Разумеется, по мере того как люди сталкивались с проблемами и решали их, инновации происходили естественным путем, но они редко представляли интерес сами по себе. В эпоху игр добродетели, если не считать относительно редких отдельных скачков, прогресс обычно двигался неспешно.

Вторым проводом под напряжением был статус, полученный за счет успеха. Человеческому мозгу был нужен ответ на вопрос: «Кем нужно стать, чтобы получить статус?» На острове Понпеи игра успеха строилась вокруг выращивания огромного ямса – поэтому ее результатом был огромный ямс. В Республике ученых игра успеха возникла вокруг способности аккумулировать знания, поэтому ее результатом стало накопление огромного количества знаний. Мы выигрывали за счет правильных наблюдений и предсказаний реальности. Мы хранили полученную информацию в письмах, памфлетах и книгах, позволяя ей скапливаться и тем самым становиться еще полезнее, поскольку другие игроки могли адаптировать и дополнять ее. По правилам