Удостоил своим внимание радиорубку «Скуратова» и Рожественский. За всё это время лишь раз, но продолжительно. В основном ведя согласования по предстоящей экспедиции.

Ранее с Дубасовым было оговорено, что на время проводки каравана на всех кораблях отряда будут представители с «Ямала», как опытные судоводители в ледовых условиях. Зиновий Петрович попытался это соглашение похерить. Но так… вяленько. Упоминал и про британский крейсер. И как правильно предположил Дубасов, ничего по этому поводу предпринимать не собирался.

* * *

А солнце уже нехотя уползало в воду, оставляя за собой багровый горизонт.

– Время! – известил штурман, имея в виду место. А ещё точней, дистанцию.

– Время, – подтвердил Волков, стараясь быть бесстрастным. Но получалось у него это плохо.

Ещё минуты предполётных проверок и взволнованных напутствий.

– Если неожиданно наткнётесь на интенсивный огонь, сразу уходите…

– Ветер умеренный, ровный…

– Оптимальная высота сброса…

– Постарайтесь с первого раза – эффект неожиданности…

– По РЛС я его как жирную кляксу-железяку однозначно угляжу, тем более – корректировка со «Скуратова», – Шабанов был совершенно флегматичен, словно каждый день вылетал кидаться бочками в крейсера, – если только Рожественский не выведет раньше оговоренного корабли.

И словно притянуло. Накаркали. Появился дежурный с радиорубки (будто не мог сообщить по телефону):

– Там, это… Рожественский! Срочно!

* * *

Ночи стояли ещё светлые, северный ветер выстуживал воздух, делая его пронзительно прозрачным, и звёзды в зените по западной полусфере светились колюче и цепко.

В этих условиях крейсер приемлемо просматривался очерченными выступами, стволами орудий, контрастируя тёмными закоулками нижних казематов, тенями шлюпок и раструбов дефлекторных вентиляторов.

Качественно дымила одна труба, остальные котлы лишь слегка поддерживали пары. Крейсер «Бервик» стоял на волну, иногда совершая малые эволюции, имея возможность в любой момент дать приемлемый ход. Ждал! Если в таком понятии можно говорить о неодушевлённой железяке. Завтра на рассвете, согласно донесениям, русская эскадра выходит в море.

После инцидента с рыбацкой шхуной командир крейсера кэптен Чарльз Холкомб Деэ приказал отойти ещё мористее. Оказалось, что они стояли на весьма оживлённом судоходном месте, а местные рыбаки и звероловы, в том числе нередко и норвежские, совершенно не соблюдают морскую дисциплину, никак себя не обозначая в тёмное время суток.

Отход на дальнюю позицию был ещё и вынужденной мерой после ультимативного требования русского адмирала.

Чарльз Деэ понимал, что нёсший вахту в «собаку» старший офицер переусердствовал с обстрелом подозрительной шхуны. Приняв претензии, сдержанно разъяснил ситуацию. Впрочем, без каких-либо угрызений.

«В конце концов, всего лишь какие-то дикари… Теперь придётся быть более осмотрительным и держать дистанцию».

Сейчас, помимо топовых огней на самом крейсере, по водной глади, выискивая непрошеных гостей, «бродили» лучи и пятна света – задействовали не меньше трёх прожекторов одновременно по каждому борту.

Шестидюймовки были зачехлены, а вот противоминный калибр по-прежнему находился в состоянии боевой готовности.

Кэптен, немного прищурившись, разглядел копошащийся расчёт у салютной пушки.

Снизойдя до мысли, что подвернувшаяся под выстрелы шхуна была случайной, командир крейсера допускал, что русские всё же могут решиться на провокацию.

«Между Англией и Японией союз, – рассуждал он здраво, – пусть мы и в нейтральных водах, но весьма недалеко от российских границ. Естественно, они считают, что мы шпионим».

Капитан 1-го ранга Чарльз Деэ, получив приказ на сопровождение русского отряда, был весьма плотно проинструктирован. Задача ставилась ему лично.

Сопроводив русский отряд до террвод близ Кольской губы, крейсер наведался в норвежский Вадсё, где его ждали полученные телеграфом из метрополии дополнительные корректирующие и информационные директивы. Ничего, кстати, нового к уже имеющимся не привнёсшие.

Затея русских с Северным походом в Тихий океан явно заинтересовала многих. В основном военных. Ещё всяких узких экспертов, включая специалистов разведки и шпионажа.

«Немцы тут присутствуют своими судами обеспечения, и там наверняка кто-то не просто моряк, – сделал верный вывод кэптен, – ещё известно о французском пароходе. Но незадачливый “лягушатник” застрял в Тромсё – поломка машин. Но всё же любопытно и странно! Решатся ли русские пойти льдами? Почему бы и нет. Что мы знаем об их успехах здесь? Тот же “Ермак” уже хаживал куда-то на восток студёными морями. Удачно, не удачно, но вернулся».

Понимая, что это не его головная боль, а он послан лишь наблюдателем, капитан 1-го ранга всё же не мог не думать об этом.

Кто-то из его офицеров вчера на ужине, вспомнив о слухах, что «Ермак» (кстати, судно английской постройки) не совсем исправно, предположил, что «мы имеем дело с каким-то блефом».

«Даже с учётом пока ни разу не замеченного американского ледокола, – продолжал не понимать английский капитан, – зачем тогда так наглядно и открыто тащить “Ермак” весь путь с Балтики на буксире? Не для того ли, чтобы как раз таки поберечь, зная, какая сложная проводка ему предстоит? Похоже, как будто русские скрывают под одним блефом другой. Или это слишком сложно для русского медведя?»

Холодный ветер всё же сделал своё немилосердное дело – Чарльз Деэ зашмыгал носом, потянув наворачивающиеся сопли, сплюнул вниз в тёмные воды Баренца.

«Завтра. Русская эскадра выдвигается завтра».

Он взглянул на хронометр – сколько там ещё до восхода?

* * *

Атомный ледокол, сделав большую дугу, огибая архипелаг Новая Земля с запада, подобрал в оптимальной точке «вертушку» и устремился к Карским воротам.

– Только километров лишних намотали, – недовольно буркнул капитан, глядя на штурманские прокладки, – миль сто пятьдесят…

* * *

Эскадра под командованием адмирала Рожественского стала вытягиваться из Кольской губы только после десяти утра. Основной причиной был молебен, устроенный в честь отбытия.

Но и, конечно, как всегда нашлись какие-то организационные неувязки.

Между кораблями всё ещё сновали катера и лодки, что-то привозя, кого-то увозя.

С самой Балтики на броненосцах продолжались мелкие доделки и усовершенствования. Теперь же в Александровске заводские мастера и рабочие сошли на берег. Считай в последний момент. Обратный путь им предстоит проделать уже по железной дороге.

Вся судо-корабельная тоннажность, набившаяся в Екатерининскую гавань, не прекращая и на ночь, подсвечиваясь прожекторами, пуская рябь от бортов, тлела парами, чадила дымами, где-то ещё громыхая и стуча… по дереву, по железу, по чьей-то бессоннице.