Но глянув на чертежи, которые выглядели крайне неказисто, Рожественский разрешил установить всё это непотребство уже по выходе из Александровска.

«Позорище такое!»

И снова… и снова, кривясь, вернулся к оценке пришельцев.

Потомки его раздражали. Независимостью. Этим своим подтекстным – дескать, вы тут дети малые, а мы из грядущего, как минимум за старшего, всезнающего брата. Ведаем, как будет, и всё этим сказано.

«Сие снисхождение имеет свой весьма характерный рисунок поведения, – великомудро подметил Зиновий Петрович, – и искушенный взгляд всегда такое замечает».

А ещё они… просто бесили клеветой на него – вот никак не принималась ни гибель кораблей от артогня, ни его якобы неумелое управление эскадрой в том описываемом ими Цусимском сражении.

«Главное, что и его величество со мной согласен. И поддерживает меня».

К своему стыду, после того ужина, немного перебрав, он не сдержался и «выступил». Но опять же государь и слова в упрёк не обмолвил. Более того, интересовался, как повёл себя господин Черто́в в щекотливой ситуации.

«Что ж, капитан ледокола не стушевался перед целым адмиралом, хоть этот господин и сугубо гражданский. А теперь вот выяснилось, что потомки-то – весьма скоры на решительные действия. Даром что в экипаже полно отставных морских офицеров. И методы их под стать их оснащённости… А Дубасов Фёдор Васильевич слишком уж симпатизирует им, этим пришлым. Конечно, такой шанс, какой дают их новшества, прогнозы будущего и другие необычности, упускать – дураком надо быть. И государь мыслил так же!»

То, что император верил в него и продолжал с ним советоваться, льстило. Адмирал совершенно привычным и уже не замечаемым движением погладил бородку.

«Видел я, как расстроился Фёдор, когда государь меня назначил командующим этим походом. Но молодец! Не стал чураться, а принялся активно помогать на вторых ролях. Одно ж дело делаем! Поделился всеми интересными приёмами по артиллерийским делам, любопытными проекциями по системам наведения. А тут ещё потомки пообещали: “Выделим армейские лазерные дальномеры и коротковолновые радиостанции”. Надо же, а у беспроводного телеграфа ещё и разные волны могут быть! Ах, а ведь вполне вместно! Волна она и есть волна».

В голове сразу представилась аналогия – большая штормовая волна и мелкая бризовая рябь. И дальномер он тот замысловатый спытал…

«Воистину чудна вещь! – снова чуть покривлялся на старорусский манер адмирал. – Что говорить, грех таким не воспользоваться!»

Почувствовав, что окончательно замёрз, Зиновий Петрович решил пойти к себе в каюту. Спускаясь по сходным трапам, продолжать вить свои мысли-воспоминанияпредположения. Тревоги, конечно же, грызли.

Но пока на полтора суток пути, до Карских ворот, всё было достаточно просто.

«А вот дальше…»

* * *

Никаких стрельб Рожественский не назначал. И «Ослябю» ночью, конечно, никуда не посылал.

Да и не случилось бы «попугать» «англичанина» – командир «Бервика», как стемнело, предусмотрительно предпочёл отойти на четыре мили к норду.

Всё так же дул северный ветер, нёсший минусовую температуру. Короткая ночь прошла незаметно. А утром утюжный нос «Суворова» на прежнем курсе подбрасывал тучи брызг, оседающих на баке тонкой ледяной коркой.

– По Цельсию всего минус семь, а как пробирает, – комментировал адмирал с вопросом в контексте «в это время всегда так?».

– Кабы не норд, были бы приемлемые плюс десять и даже выше, – лишь пожимал плечами Коломейцев.

Солнце обманчиво слепило, но не грело. Во́ды Баренца недовольно раскачивало в сером цвете, и лишь гребни волн отсвечивали зелёным.

Однажды попался целый парад небольших айсбергов, но полюбоваться на их белые, искрящиеся на солнце грани и оплывы особо охочих не было – мороз с пронизывающим ветром делал пребывание на верхних палубах и открытых мостиках весьма сомнительным удовольствием.

Сигнальщиков разодели в тулупы, валенки и тёплые меховые шапки.

Тем более не задерживался наверху командующий, решивший осмотреть, что успели сделать заводские рабочие. В частности, более детально оценить, как установили трёхдюймовые пушки, вместо малокалиберных. Ещё в Александровске он ворчливо отметил, что замену произвели «как всегда – не до… и полу…! Не до конца и полумерой!» Тем не менее, понимая, что наспех, без больших переделок на штатные места скорострельных 47-миллиметровок их не поставишь.

Сейчас, закончив с боевой рубкой, матросы гремели молотками по котельному железу, прилаживая к ним защиту от осколков.

Заменили всего шесть единиц. Хуже по докладам обстояло дело на «Александре». Там перенесли лишь четыре пушки. На «Ослябе» и того не было сделано.

«Придём во Владивосток, прикажу поснимать, переустановить всё к чёртовой матери», – больше раздражённый на холод, чем на российское головотяпство, Рожественский потеснил флаг-офицера, мешающего пройти в сходную рубку, буркнув:

– На батарейную.

Спустились вниз.

Осмотрел лишь с одного борта, сделав для себя зарубочку: «Перед линейной баталией всё задраить наглухо. И в бой идти максимально облегчённым. Впрочем, как получится. Сейчас перегруз необходим. А там неизвестно, какой по Северу расход будет. И если небольшой, то хоть сгружай обратно».

Гораздо больше Рожественскому нравилось рассматривать карты. Карты, которые напечатали по калькам, предоставленными пришельцами. Очень подробные и точные до мелочей.

Зиновий Петрович изучал предстоящий маршрут, не без интереса рассеиваясь на ещё не начертанные в этом столетии земли, берега и морские пути. С удивлением подмечая, как просыпается, выходя из глубин памяти, давно забытая юношеская романтика дальних странствий. Вот только…

«Не время… и не место», – охолонял себя, целенаправленно выбирая картографию ожидаемого театра военных действий. ТВД – сухим военным языком.

И конечно, перечитывал хронику (с разбором) морских сражений, уже произошедших с японцами… и сценарии будущих. Именно «сценарии», потому как верил, что теперь-то всё пойдёт по-другому.

«Теперь-то я не допущу!»

Бил ли себя при этом в грудь (фразеологически, конечно)? Нет! Потому что непременно брался за злополучное «Цусимское». Со скрипучим недовольством – кому ж понравится, когда тебя тыкают в собственные ошибки и недочёты. Хотя уже и не так болезненно – привык, начитался. Заметив странность, что очевидность некоторых недостатков в оснащении кораблей, в их подготовке к боевым действиям в должной мере оценивалась только сейчас.

«Как будто надо было трижды… четырежды подвести к наглядным фактам, чтобы глаза посмотрели на это всё по-другому, с пониманием. Старею? Отмеренное нам время мы потратили на споры и обсуждения, вместо того чтобы брать и делать».

– Ваше высокопревосходительство. Разрешите? – С картами и документами командующий обосновался в кабинете командира корабля – в дверях обозначился флаг-офицер.