У девушек, которых похищал Скатис, элилиты были в их первозданном виде. Но не по возвращении домой. И поскольку Лета пожирала все воспоминания, это единственное, что намекало им о времени, проведенном в цитадели, – расплывчатый чернильный узор на животе и все, что он подразумевал.

Но это не касалось девушек, которые находились в цитадели в тот день, когда Эрил-Фейн истребил богов. Им пришлось хуже всех. Они были вынуждены спуститься в таком виде – с полными божьих отпрысков животами и головами, набитыми воспоминаниями.

Азарин – одна из них. И хоть однажды она была невестой (а до этого – девушкой, сжимающей руки в круге женщин, пока вокруг ее пупка выводили чернилами цветы яблони), ее живот округлился единственный раз, – от семени бога, и она помнила каждую секунду, начиная от изнасилования и заканчивая жгучими болями.

Азарин даже не взглянула на ребенка – лежала с закрытыми глазами, пока его не унесли. Но она слышала его хрупкие крики – и продолжала слышать до сего дня.

Сарай тоже их слышала. Она не спала, но кошмары не прекращали цепляться за нее. Девушка помотала головой, словно могла таким образом от них избавиться.

Что же они натворили!.. И боги, и люди. От этого уже никак не избавиться.

Она выбрала чистую сорочку – салатовую, хоть и не обратила на это внимания. Просто вытянула руку и вслепую достала первую попавшуюся. Надев ее, Сарай накинула сверху халат, затянула его и задумчиво взглянула на свое лицо в зеркале: на круглые испуганные глаза, говорящие так много о ее кошмарах и бессонных днях. Минье будет достаточно одного взгляда, чтобы обрадоваться. «Выспалась?» – спросит она. Теперь этот вопрос звучал постоянно, и Сарай неизменно отвечала «Как младенец», делая вид, что все в порядке.

Но синяки под глазами не скроешь. На секунду она задумалась, не затемнить ли их маминой краской, но это требовало слишком больших усилий, которые все равно никого не обманут.

Сарай вышла из гардеробной, глядя четко перед собой, миновала призраков, стоящих на страже. Они продолжали нашептывать слова Миньи, но девушка уже к ним привыкла. Даже к Бахар, девятилетней утонувшей девочке, которая шла за ней по коридору, нашептывая «Спаси нас» и оставляя мокрые следы, хотя на самом деле их не существовало.

Ладно, к Бахар она никогда не привыкнет.

– Выспалась? – спросила Минья, как только она прошла в галерею.

Сарай выдавила улыбку.

– Конечно, а почему нет? – ответила она для разнообразия.

– О, даже не знаю, Сарай. Может, из-за своего упрямства?

Девушка прекрасно ее поняла – нужно лишь попросить вернуть люльку, и Минья обо всем позаботится.

Как только Сарай выполнит свою часть уговора.

Они не обсуждали ситуацию в открытую – что Минья испортила люльку Сарай, – но это читалось в каждом ее взгляде.

«Пару минут отвращения, чтобы спасти всех нас».

Если Сарай убьет Эрил-Фейна, Минья позволит ей снова спать. Ну и что? Отказался бы ее отец от нескольких часов сна, чтобы спасти ее?

Хотя какая разница. Сарай все равно никого не убьет. Она действительно очень упряма и не будет жертвовать своей порядочностью и милосердием ради однодневного сна. Как и молить о люльке. Что бы ни произошло, она больше никогда не станет подчиняться извращенным желаниям Миньи.

Кроме того, она до сих пор не могла найти отца.

И не важно, верит ей Минья или нет, но это правда, и Сарай его искала. Знала, что он прибыл в Плач, поскольку Азарин ни за что бы не вернулась без него, да и воин часто мелькал во снах тизерканцев, как мерцающая нить, связывающая их всех. Но где бы он ни спал, где бы ни коротал свои ночи, ей не удалось его разыскать.

Сарай рассмеялась.

– Это я упрямая? – Она вздернула бровь. – Ты себя-то видела?

Минья не отрицала:

– Думаю, вопрос в том, кто из нас упрямее.

Это прозвучало как вызов.

– Полагаю, мы это узнаем, – ответила Сарай.

Когда подали ужин, к ним присоединились остальные: Спэрроу и Руби – из сада; Ферал, зевая, – из своей комнаты.

– Задремал? – спросила его Сарай.

В последнее время все разваливалось на кусочки. Раньше Ферал хотя бы пытался следить за девочками, чтобы они не устроили тут хаос и не нарушили Правило. Но теперь это не имело значения.

Парень просто пожал плечами:

– Есть что-нибудь интересное?

Он подразумевал новости с прошлой ночи. Вот какой стала их повседневная жизнь. Это напомнило Сарай об их более юных годах, когда она рассказывала все о своих визитах в город, но всех интересовало разное: Спэрроу – проблески нормальной жизни; Руби – похабщина; Минью – крики. В то время Ферал не спрашивал ни о чем конкретном, но не теперь. Он хотел знать все о фаранджи и их мастерских – диаграммах на чертежных столах, химических веществах в их колбах, о том, что им снится. Сарай рассказала все что могла, и они попытались интерпретировать уровень опасности, представляемой чужаками. Ферал заверял, что любопытствует в целях самообороны, но Сарай видела голод в его глазах – по книгам и свиткам, которые она описала, инструментам и пузырящимся мензуркам, по стенам, покрытым вычислениями и символами, в которых она не могла разобраться.

Это его лавка сладостей, упущенная жизнь, и Сарай делала все возможное, чтобы описать ее как можно ярче. Хоть этим она могла его потешить. Но сегодня у нее накопились лишь мрачные вести.

– Летающие машины, – сказала девушка. Она наблюдала за ними в павильоне ратуши, как день за днем они приобретали форму, пока наконец не стали аппаратами, которые она видела во снах пары фаранджи. Наконец-то ее нагнали собственные страхи. – Похоже, они готовы.

Руби и Спэрроу резко втянули воздух.

– Когда они отлетают? – спросила Минья ледяным тоном.

– Не знаю. Скоро.

– Что ж, надеюсь. А то мне становится скучно. Какой прок от армии, если ее нельзя использовать!

Сарай не поддавалась на провокации. Она думала, что сказать и как именно это сделать.

– Не обязательно заходить так далеко, – повернулась к Фералу. – Женщина волнуется из-за погоды. Я видела это по ее снам. Ветер для них проблема. Она не полетит в бурю. Кажется, эти машины не так уж и надежны. – Она пыталась говорить спокойно, рационально – не оборонительно или воинственно. Сарай просто вносила разумное предложение, чтобы избежать кровопролития. – Если ты призовешь бурю, это не даст им к нам подобраться.

Ферал обдумал ее слова, покосившись на Минью, которая облокотилась на стол, подперев рукой подбородок, и крошила кимрильское печенье.

– Ох, Сарай, – пропела она. – Какая интересная идея.

– Она неплоха, – встряла Спэрроу. – Зачем бороться, если можно этого избежать?