Он поднимает руку. Раньше при этом жесте я бы вся сжалась, отпрянула, но сейчас льну к его ладони.

– Не спеши. – Я качаю головой, не веря своим ушам, но Джош заглядывает мне в глаза и добавляет: – Прошу тебя.

Меня начинают охватывать сомнения.

– Ты не хочешь?

Джош двигает бедрами. В меня упирается тяжелое, до боли твердое доказательство обратного. Он так сильно хочет меня, что глаза его знакомо потемнели и стали как у серийного убийцы. Я прижимаюсь лбом к его лбу. Мы дышим в лицо друг другу, едва касаясь губами.

Он хочет прижать губы к моей коже. Укусить. Съесть. Поглотить. Он хочет меня по-животному. Влажная кожа и холодный воздух. Пальцы скользят по мне. Он шепчет слова, едва слышные сквозь мое затрудненное дыхание. Слезы досады и растекшаяся тушь оставляют на наволочке пятна Роршаха.

Мне уже ясно, что я получу от него. Льстивые слова, терзания, туманно высказанные предупреждения, когда подступлю слишком близко. Меня будут ставить в любую позу, какая ему нравится, начальственные руки будут взвешивать груди, играть с ними, мять и гладить как захотят.

Но я знаю также, что он будет смешить меня. Вздыхать. Он будет дразнить меня, ругать за мои театральные выходки, заставит улыбнуться, когда мне будет хотеться задушить его. Вызывающим поведением я заработаю отсрочку. Уступчивостью – поцелуй.

Разумеется, именно это он и делает. Оттягивает момент. Он хочет играть со мной, пока через много часов после первого прикосновения меня не настигнет оргазм. Он хочет растянуть это маленькое пасхальное яйцо на долгие дни. Кусочек за кусочком. Тающие на языке. Он хочет сделать это столько раз, чтобы мы сбились со счета и, может быть, умерли в процессе. Он хочет убедиться, что я подсела на него. Мне предельно ясно, что я получу от него в постели. То же, что получала от этого парня всегда.

Перед глазами мелькают кадры из порнофильма, потому что Джош облизывает губы, а его глаза опускаются на кружевной край моих чулок. Он пытается что-то сказать, но не может.

Я очень неуклюже расстегиваю его рубашку, тяну каждую пуговицу сквозь петлю, пока не раздается скрипучий звук рвущихся нитей.

– Почему любые цвета делают твою кожу такой привлекательной? Даже ужасный горчичный. – Я опускаю губы к шее Джоша. – Красивый мужчина, нечеловечески прекрасный под люминесцентным офисным светом.

– Зеленый – цвет ревности. В последнее время я превратился в ревнивого психопата.

– А горчичный – полковничий. Давай сожжем ее.

– Конечно, Печенька. Ты можешь сжечь мою рубашку. В бочке, в каком-нибудь темном закутке.

Джош смеется, а потом вздыхает, уткнувшись в мою шею. Мне от этого ничуть не легче, я продолжаю биться с пуговицами, расстегиваю все, какие мне доступны. Запускаю руки внутрь.

– Под идеально выглаженной деловой одеждой ты просто картинка с анатомической таблицы. Я это всегда подозревала. Кларк Кент.

– Притормози. – Он вынимает мои руки из-под своей рубашки. Я несильно сопротивляюсь, но Джош мягко сдерживает меня и склоняет ко мне свое лицо.

Мы снова начинаем целоваться, поцелуи нежные, как шелк. Я не могла себе представить, что, после того как мои маленькие грубые лапки истерзали Джоша, возможна такая легкость поцелуя.

Его большие пальцы нежно давят на мои запястья, я слегка изгибаюсь, грудью прикасаюсь к его груди. Мы целуемся и медленно заваливаемся назад. Дикое нетерпение, которое я испытывала, немного взято под контроль, потому что, кажется, Джош убедил меня принять идею отсрочки.

– Думаю, в прошлом ты чересчур торопилась, – говорит он, будто читает мои мысли. – Отчего такая спешка?

Джош целует меня, и его мягкие упругие губы доставляют удовольствие не хуже секса. Он думает только обо мне и моих реакциях, изучает, что мне нравится, отказывает в одном, а другое дает, разговаривая со мной без слов. Когда я чуть приоткрываю глаза, чтобы подглядеть за ним, он делает то же самое.

Живот у меня рефлекторно сжимается, когда Джош улыбается мне в губы.

– Как дела? – шепчет он, и я мягко слизываю слова с его языка.

– Что бы сказал на этот счет ты?

Джош неуверенно убирает руки с моих запястий. Когда он доволен, мне доверяется поддержание ленивого ритма наших ласк, а пока он берет меня руками за ягодицы и крепко сжимает их.

– У тебя все отлично. Черт побери, Люси!

– Можешь быть уверен.

Это восхитительно – знать, что теперь я могу прижаться к нему губами, когда захочу. Осматриваю кожу Джоша так, будто я военачальник, а он моя новая территория. Парень трепещет под моим изучающим взглядом.

– Давай сыграем с тобой в одну особенную игру, – говорю я. – Она называется «Кто финиширует первым».

– Также известна под названием «Кому золото, кому серебро».

Мы смеемся. Я расстегиваю его манжеты, и тут раздается звонок телефона. Джош не обращает на него внимания, прижимается губами к моим и слегка прикусывает нижнюю губу.

– Такая хорошая, – говорит он мне. – До чего же ты хорошая.

Телефон продолжает звонить. Потом прекращает, и я вздыхаю с облегчением. После недолгого перерыва трезвон возобновляется. Джош бросает на меня взгляд, я с досадой пожимаю плечами и слезаю с кресла.

– Я отключу его.

Он роется в кармане, а я оцениваю результаты своих стараний. Мой приятель развалился в кресле, ноги расставлены в разные стороны, рубашка расстегнута, волосы всклокочены, глаза потемнели и подернуты поволокой.

– У тебя вид как у очумелой девственницы, которую только что соблазнили на заднем сиденье моей тачки.

Глаза Джоша сверкают искрами веселья.

– Я так себя и чувствую.

Он откапывает телефон и бросает на него небрежный взгляд, но потом присматривается внимательнее.

– О, это мама. Вот черт! Совсем забыл о ней.

Я прячусь в ванной. При мысли о встрече с матерью Джоша меня охватывает застенчивость. Не зная, что делать дальше, через дверь слушаю примирительную сыновнюю речь. Мóю руки, сжимаю припухшие губы и смотрю на свое отражение в зеркале. Я выгляжу как порноверсия самой себя.

Джош говорит через дверь:

– Люси, прости, но мне нужно ненадолго спуститься вниз.

Я открываю дверь:

– Что-нибудь случилось?

– Мама внизу. Я так понял, она сделала для столов украшения с розами из своего сада, но ей не найти никого из сотрудников отеля, кто помог бы занести их внутрь, и она расстроена. Полная безнадега. Мне придется пойти вниз и раздать несколько пинков кому следует. – Он застегивает рубашку.

– Конечно. Иди. Заставь поплакать какого-нибудь мальчика на побегушках. Хочешь, я пойду помогу тебе?

– Нет, ты устала. Заказать тебе что-нибудь в номер? Принести кофе?