часам к шести-семи мы будем в Златоусте, где Лис купит дозиметр (на это я заложил час). Оттуда по тихой дороге поедем к Миассу, а часам к десяти вечера прибудем в Карабаш. Там найдём место для ночёвки у самых границ зоны возле Кыштыма, который Лис считал наиболее удачным местом для входа. А ранним утром проникнем за периметр, чтобы обойтись одной ночёвкой в загрязнённом месте. От периметра до точки — примерно 25 километров, так что марш-бросок будет напряжённым.

Проблемой был стокилометровый участок по трассе М-5 между Юрюзанью и Златоустом: наиболее вероятное место для облав. Его можно было объехать по деревням и частично бездорожью, но, по моим прикидкам, это удлинило бы путь на день-два. Мы решили рискнуть.

Выехав на М-5 после Юрюзани, мы попали в странный вакуум и минут десять двигались в одиночестве, предвкушая, как через час-полтора свернём на Златоуст, город булата, электроплит и баллистических ракет подводного базирования.

Мы заехали на заправку, где стоял одинокий «Рено» с прицепом валежника и мусора. Его владелец вцепился взглядом в «Буханку», в камуфляж Лиса, в мою футболку цвета хаки, подаренную Вадиком. Что-то прикинув в уме, мужик вразвалочку пошёл к нам. Когда я вставлял заправочный пистолет, он возник рядом. Его лицо было помятым, словно он его сильно отлежал. Мужик криво ухмыльнулся и цыкнул, кивая на машину:

— Туда? Мобилизованные?

— В те края, — уклончиво ответил я.

Мужик, чувствуя моё напряжение, примирительно поднял руки:

— Да праэльно, нах! Никто кроме нас! Своих не бросаем! Мочите узкоглазых, чтобы духу на Урале не было!

Он вдруг полез обниматься, сжав меня за плечи:

— Главное, живым вернись! Не бзди! Конокрады сами разбегутся. Русь не такое видывала!

— Само собой, — ответил я высокомерно. — Извините, разговаривать не положено.

Это сработало: почуяв военные нотки, он понимающе кивнул, вскинул кулак и зашагал к своему валежнику.

Вернувшись на трассу, мы вскоре догнали вереницу фур, и хотя темп серьёзно упал, я почувствовал себя даже спокойнее, потому что наряды ДПС тормозили только грузовики. Впереди шло несколько трейлеров: по очертаниям их груза, укрытого брезентом, я угадал, что везут БТРы. Обогнав несколько машин, я прилип к этой колонне, явно имевшей приоритет. Ехала она очень медленно, мы выбивались из графика, но это было неважно: трейлеры защищали нас от взглядов полиции.

Из мечтательной прострации меня вывел взмах жезла. Я проехал немного и разглядел в зеркале заднего вида машину ДПС, полицейский «Тигр» и ещё две машины, похожие на автозаки. Гаишник шёл к нам вразвалочку, постукивая себя жезлом по ляжке.

Я сунул пистолет под сиденье, выскочил ему навстречу и начал разыгрывать простака. По легенде, Лахтин Игорь Алексеевич жил попеременно в Катав-Ивановске, где имел дачу, и в Челябинске. Вчера он купил машину у селянина, а сегодня едет к дочери, чтобы попутно поставит уазик на учёт. Я журчал о погоде и греющемся моторе, интересовался, долго ли ещё будут пробки и с чем это связано.

— Страховка есть? — спросил он, но я резонно ответил, что на оформление полиса отводится десять дней.

— В Катав-Ивановске нельзя было оформить? — спросил он подозрительно.

— Так у меня свой агент в Челябинске. Скидка большая.

Он, скорее, проверял мою реакцию, и хотя я играл вроде бы безупречно, что-то его насторожило.

— К машине пройдёмте, — указал он на «Буханку».

— Да, конечно, — закивал я.

Пока мы шли, я завёл разговор: мол, фуры вот едут, да пусть едут, технику везут, армию нужно поддержать, своих не бросаем, да мы и не торопимся, жаль машина с карбюратором, дёргается сильно, старьё…

Гаишник слушал безразлично, поминутно оглядывался через плечо и простреливал цепким взглядом колонны машин. Он приказал:

— Задние двери откройте.

Я не сразу справился со строптивым замком. Створки распахнулись со скрипом. В пыльном отсеке были навалены вещи.

— Ваше? — спросил он.

— Наше, конечно. Племянник увязался из Катава. В поход он, что ли, собрался.

Гаишник пошёл вокруг машины, потребовал открыть водительскую дверь, заглянул в салон, смерил взглядом пассажиров.

— Племянник? — спросил он.

— Ага, — кивнул я. — С девушкой.

Лис, к моему удивлению, вдруг почти капризно спросил:

— Какие-то проблемы? Мы торопимся.

Я двинул головой, чтобы он прекратил, но Лис не успокоился: лицо его оставалось вопросительным и раздражённым.

— Сейчас разберёмся, ожидайте, — сказал инспектор и пошёл с моими документами вдоль обочины к патрульным машинам, где ждал у капота старший офицер. Что-то эта собака учуяла, и по позе начальника я понимал, что подозрение передано вверх по командной цепи на языке неуловимых жестов.

Я сел в машину, не закрывая дверь. Инспектора я видел в правом наружном зеркале: он передал мои документы внутрь патрульной «Шкоды», а сам остался рядом с начальником.

Лис вдруг распахнул дверь, выскочил из автомобиля и направился к инспекторам.

— Да что с ним не так?! — процедил я. — От жары угорел, что ли?

Кэрол пожала плечами.

Я бы мог догнать его, но наша перепалка привлекал бы лишнее внимание. Я видел, как Лис с решительностью прораба подошёл к старшему офицеру и принялся что-то возмущенно объяснять, демонстрируя им свой смартфон. Офицер некоторое время слушал, и вскоре его надменная поза слегка обмякла. Лис продолжал ему что-то объяснять, тот склонился у окна патрульной машины, забрал наши документы, и оба двинулись к нам.

У этого офицера было бульдожье лицом и коротко стриженные седые виски, торчащие из-под фуражки, как два пластыря. Он протянул мне документы:

— Счастливого пути! И не препятствуйте племяннику.

— Своих не бросаем! — выкрикнул Лис, и офицер коротко отдал честь.

Мы тронулись, врезавшись в вереницу машин. Когда патруль исчез в зеркалах, я спросил:

— Ты чего творишь-то?

— А вы ждали, пока они ваши липовые ксивы пробьют?

— Ксивы нормальные. Что ты им сказал?

— Спросил этого толстяка, патриот ли он. Он, конечно, патриот. Я сказал, что мы тоже патриоты, и что я хочу на фронт, а моя мать, то есть ваша сестра, против. И я вас уговорил свозить меня, но тайно, поэтому вы